— Это сделал Роберт, — едва слышно прошептала девушка.
— Твои цветы лежат на могиле Роберта, София. Я думаю, тебя изнасиловал кто-то другой. И сегодня ночью это случилось снова. Наверно, он вообще делал это не раз.
— Оставьте меня в покое! — выкрикнула она и встала.
Держа в одной руке сигарету, Харри другой рукой схватил ее за плечо и резко дернул вниз, усадил на снег.
— Тот, кто лежит здесь, мертв, София. А ты жива. Слышишь? Ты жива. И если думаешь жить дальше, нам сейчас необходимо схватить его. Чтобы положить этому конец. Посмотри на меня. Посмотри на меня, говорю!
София вздрогнула от внезапного окрика и машинально посмотрела на него.
— Я знаю, тебе страшно, София. Но даю слово, я его поймаю. Непременно. Клянусь.
Ее взгляд ожил. Если он не ошибся, в глазах ее забрезжила надежда. Он ждал. И она что-то невнятно прошептала.
— Что ты сказала? — Харри наклонился к ней.
— Кто мне поверит? Кто мне поверит теперь… когда Роберта нет в живых?
Харри осторожно положил руку ей на плечо.
— Попробуй. Расскажи. И мы посмотрим.
Оранжевые облака мало-помалу наливались багрянцем.
— Он угрожал разрушить всю нашу жизнь, если я не стану делать, как он велит, — тихо сказала София. — Позаботиться, чтобы нас вышвырнули из квартиры и выслали из страны. Но нам некуда возвращаться. А если я расскажу — кто мне поверит? Кто… — Она осеклась.
— …кроме Роберта, — докончил Харри и умолк в ожидании.
Адрес Харри нашел на визитной карточке Мадса Гильструпа. Решил к нему наведаться. И прежде всего спросить, зачем он звонил Халворсену. Судя по адресу, придется проехать мимо дома Ракели и Олега, который тоже располагался на Холменколлене.
Поравнявшись с их домом, он не сбросил скорость, только взглянул на подъездную дорожку. Последний раз он видел возле гаража джип «чероки» и решил, что машина принадлежит доктору. Сейчас там стояла только машина Ракели. В комнате Олега горел свет.
Харри гнал по узким, с крутыми поворотами, проездам среди самых дорогих ословских вилл, потом дорога распрямилась, пошла вверх по откосу, мимо белого символа города — Холменколленского трамплина. Внизу раскинулись столица и фьорд, где между заснеженными островами парили сквозистые клубы морозного тумана. Короткий день, собственно только восход да закат, жмурился, внизу, в городе, уже давно зажигались огни, словно предрождественские свечи при обратном отсчете.
Он собрал почти все кусочки мозаики.
Четырежды позвонив в дверь гильструповской виллы и не получив ответа, Харри сдался. А когда возвращался к машине, от соседнего дома к нему подбежал мужчина и спросил, не знакомый ли он Гильструпа. Он, мол, не хочет лезть в частную жизнь, но утром они слышали грохот, донесшийся из этого дома, а Мадс Гильструп недавно потерял жену, так, может, стоит вызвать полицию? Харри вернулся к дому, разбил окно возле входной двери — и тотчас сработала сигнализация.
Под ее хриплые завывания Харри быстро прошел в гостиную.
Под ее хриплые завывания Харри быстро прошел в гостиную. Вспомнив об отчете, посмотрел на часы, вычел две минуты, про которые говорил Мёллер. Пятнадцать часов тридцать семь минут.
Мадс Гильструп, без одежды, затылок начисто снесен.
Он лежал на боку на паркете, перед освещенным экраном, и казалось, будто дробовик с красным прикладом растет у него изо рта. Ствол длинный. Судя по положению тела, Мадс нажал на спуск большим пальцем ноги. Для этого требовалась не просто хорошая координация движений, но сильная воля к смерти.
Сигнализация неожиданно смолкла, и Харри услышал шорох проектора, бросавшего на экран застывшую дрожащую картинку — крупным планом новобрачные, идущие к алтарю. Лица, белозубые улыбки, белое платье невесты — в пятнышках крови, присохшей к экрану.
На салонном столике, под пустой коньячной бутылкой, прощальное письмо. Совсем короткое:
«Прости меня, отец. Мадс».
Глава 31
Вторник, 22 декабря. Воскресение
Он посмотрел на себя в зеркало. Когда они в один прекрасный день, возможно, в будущем году, выйдут утром из домика в Вуковаре, будет ли это лицо таким, какое соседи встречают улыбкой и приветом? Знакомым, надежным? И добрым.
— Отлично, — сказала женщина за спиной.
Он решил, что она имеет в виду смокинг, в котором он стоял перед зеркалом в прокатном ателье, а по совместительству химчистке.
— How much? [54] — спросил он.
Расплатившись, он обещал вернуть смокинг завтра до полудня и вышел в серый сумрак. Еще раньше он нашел кафе, где можно выпить кофе и недорого поесть. Теперь оставалось только ждать. Он посмотрел на часы.
Начиналась самая долгая ночь. Когда Харри уезжал с Холменколлена, сумрак подернул стены домов и все вокруг серым флером, но не успел добраться до Грёнланна, а парки уже утонули во тьме.
Из дома Мадса Гильструпа Харри позвонил в оперчасть уголовной полиции, попросил прислать криминалистов. И уехал, ничего не трогая.
Поставил машину в гараже управления, поднялся к себе. А оттуда позвонил Туркильсену:
— Мобильный телефон моего коллеги Халворсена исчез, а мне необходимо знать, оставлял ли Мадс Гильструп для него сообщение.
— А если оставлял?
— Я хочу его услышать.
— Не могу, это прослушка, — вздохнул Туркильсен. — Вам нужен наш центр по связям с полицией.