Немногие журналисты и фотографы, присутствующие в кафе «Маяк», зашушукались. В остальном народу было мало, несколько пожилых мужчин из приюта, заплаканная дама в пальто да наркоман с кровоточащей ссадиной на лбу, дрожавший как осиновый лист, потому что боялся подняться на второй этаж, в армейский медпункт. Малолюдность не вызывала удивления. Обычно «Маяк» в эту пору закрыт. Поскольку же утренний визит не вписался в распорядок дня министра, он не увидел, как многолюдно здесь бывает обычно. Все это командир ему объяснил. Добавив, насколько эффективно ведутся дела и сколько это стоит. Министр только кивал, не забывая исправно орудовать ложкой.
Мартина взглянула на часы. Без четверти семь. Секретарь министра сказал, что в 19.00 они должны уйти.
— Спасибо за вкусный ужин, — поблагодарил министр. — Мы успеем познакомиться с кем-нибудь из посетителей?
Пресс-секретарь кивнула.
Кокетство, подумала Мартина. Конечно же они успеют поздороваться с посетителями, ведь затем и пришли. Не затем, чтобы выделить деньги. Это можно сделать и по телефону. Но чтобы пригласить прессу и представить общественности министра, который общается с нуждающимися, ест суп, за руку здоровается с наркоманами и слушает их, с сочувствием и вниманием.
Пресс-секретарь знаком показала фотографам, что можно снимать. Точнее, проследила, чтобы они сделали фото.
Министр встал, застегнул пиджак и обвел взглядом помещение. Мартина догадывалась, что он прикидывает три возможности выбора. Двое пожилых мужчин выглядели как обычные обитатели приюта для престарелых и вряд ли годятся для газеты: министр здоровается с таким-то наркоманом или с такой-то проституткой. Наркоман со ссадиной, похоже, не в себе, да и вообще это уже перебор. А вот женщина… С виду обычная гражданка, из тех, с кем каждый может себя отождествить и кому хочется помочь, тем более узнав ее душераздирающую историю.
— Вы цените возможность приходить сюда? — спросил министр, протягивая руку.
— Вы цените возможность приходить сюда? — спросил министр, протягивая руку.
Женщина подняла на него глаза. Министр назвал свое имя.
— Пернилла… — в свою очередь начала женщина, но министр перебил:
— Достаточно одного имени, Пернилла. Здесь присутствуют журналисты, знаете ли. Они нас сфотографируют, вы не против?
— Холмен, — сказала женщина и деликатно высморкалась в платок. — Пернилла Холмен. — Она показала на стол, где у одной из фотографий горела свеча. — Я здесь из-за моего сына. Вы не могли бы оставить меня в покое?
Мартина задержалась возле женщины, меж тем как министр со свитой поспешно ретировался. Она заметила, что он все же отошел к двум старикам.
— Мне жаль, что с Пером так случилось, — тихо сказала Мартина.
Женщина подняла к ней лицо, опухшее от слез. И от таблеток, подумала Мартина.
— Ты знала Пера? — прошептала она.
Мартина предпочитала правду. Даже неудобную. Не по причине воспитания, а потому, что обнаружила: по большому счету так легче жить. Но в дрожащем от слез голосе сквозила мольба. Мольба о том, чтобы кто-нибудь сказал, что ее сын был не только роботом-героинщиком, бременем, от которого общество наконец избавилось, а человеком, которого кто-то знал, с которым дружил и которого, может быть, даже любил.
— Госпожа Холмен, — помедлив, сказала Мартина, — я его знала. Он был хороший парень.
Пернилла Холмен дважды мигнула, не говоря ни слова. Попыталась улыбнуться, но получались только гримасы. Сумела прошептать «спасибо», и по щекам вновь покатились слезы.
Мартина увидела, что командир машет ей, но села рядом с Перниллой Холмен.
— Они… они забрали моего мужа, — выдавила та сквозь рыдания.
— Что?
— Полиция. Они говорят, это он сделал.
Когда Мартина отошла от Перниллы Холмен, она думала о долговязом светловолосом полицейском. Он казался таким искренним, когда говорил, что ему есть дело до Пера. Ее охватил гнев. И замешательство. Поскольку она не совсем понимала, почему так злится на человека, которого совершенно не знает. Глянула на часы. Без пяти семь.
Харри сварил рыбный суп. К пакетику «Фундуса» добавил молока и кусочки рыбной запеканки. Плюс багет. Все куплено в «Ниязи», магазинчике, который держали сосед снизу, Али, и его брат. На столе рядом с большущей тарелкой стоял полулитровый стакан воды.
Харри поставил диск, прибавил громкость. Выбросил из головы все мысли, сосредоточился на музыке и супе. Звуки и вкус. Больше ничего.
Он наполовину опустошил тарелку и слушал третью запись, когда зазвонил телефон. Пускай звонит. Однако на восьмом звонке встал, выключил музыку.
Звонила Астрид.
— Харри, что поделываешь? — Она говорила тихо, тем не менее голос отдавался эхом. Должно быть, она дома, закрылась в ванной.
— Ем. И слушаю музыку.
— Я собираюсь выйти из дома. Есть дело по соседству с тобой. Что-то планируешь на остаток вечера?
— Да.
— Что же именно?
— Слушать музыку.
— Хм. Судя по всему, компания тебе не требуется.
— Верно.
Пауза. Астрид вздохнула.
— Дай знать, если вдруг передумаешь.
— Астрид.
— Да?
— Дело не в тебе. Понимаешь? Дело во мне.
— Не надо извиняться, Харри. В смысле, если ты воображаешь, будто для одного из нас это жизненно важно. Я просто подумала, что было бы здорово.