— Ну-ка прижмись к тротуару и остановись.
— Сейчас? Здесь?
— Да.
Она посмотрела в зеркало и сделала, как он просил.
— Включи стоп-сигнал, — сказал Харри. — И сосредоточься. Помнишь игру в интуицию, которой я тебя учил?
— Это когда надо говорить прежде, чем подумаешь?
— Или когда говоришь, что думаешь, прежде чем подумаешь, что об этом думать не надо. Очисти мозги.
Беата закрыла глаза. По тротуару прошло семейство на лыжах.
— Готова? О'кей. Кто послал Роберта Карлсена в Загреб?
— Мать Софии.
Харри хмыкнул:
— Откуда это взялось?
— Понятия не имею. — Беата открыла глаза. — Насколько нам известно, мотива у нее нет. И она явно не такой тип. Может, потому, что она хорватка, как и Станкич. Мое подсознание мыслит не так уж сложно.
— Возможно, ты права, — сказал Харри. — Во всем, кроме последнего. Насчет подсознания. О'кей. Спроси меня.
— Вслух? Громко?
— Да.
— Почему?
— Просто спроси, и всё. — Харри закрыл глаза. — Я готов.
— Кто послал Роберта Карлсена в Загреб?
— Нильсен.
— Нильсен? Кто из Нильсенов?
Харри открыл глаза.
Слегка недоуменно прищурился от света встречных машин.
— Рикард, конечно.
— Забавная игра, — сказала Беата.
— Езжай.
Темнота окутала Эстгор. На подоконнике лопотал транзистор.
— Тебя вправду никто не может узнать? — спросила Мартина.
— Правда. Нужно время. Нужно время, чтобы запомнить мое лицо. Только вот совсем немногие пожелали потратить на это время.
— Значит, дело не в тебе, а в других?
— Возможно. Но я не хотел, чтобы меня узнавали, дело… в том, чем я занимаюсь.
— Ты бежишь.
— Нет, наоборот. Я просачиваюсь. Вторгаюсь. Становлюсь невидимкой и закрадываюсь куда хочу.
— Но, если никто тебя не видит, в чем соль-то?
Он удивленно посмотрел на Мартину. Послышалась веселенькая мелодия, потом с нейтральной серьезностью заговорил женский голос — видимо, начался выпуск новостей.
— Что она говорит?
— Еще похолодает. Детские сады закрываются. Старикам рекомендуют сидеть дома и не экономить электричество.
— Но ты меня увидела. И узнала.
— Я смотрю на людей. И вижу их. Это мой единственный талант.
— Поэтому ты мне помогаешь? — спросил он. — Поэтому ни разу не попыталась сбежать?
Она испытующе посмотрела на него и наконец сказала:
— Нет, не поэтому.
— А почему же?
— Потому что хочу, чтобы Юн Карлсен умер. Стал еще мертвее, чем ты.
Он вздрогнул. Она что, сумасшедшая?
— Разве я мертв?
— В новостях твердят об этом уже несколько часов. — Мартина кивнула на транзистор.
Потом набрала побольше воздуху и заговорила серьезным бесстрастным тоном диктора:
— Человек, подозреваемый в убийстве на Эгерторг, застрелен сегодня ночью полицейскими силами быстрого реагирования в ходе операции на контейнерном складе. Как сообщил руководитель операции Сиверт Фалкейд, подозреваемый отказался сдаться, но, судя по всему, хотел выхватить оружие. По словам начальника убойного отдела Гуннара Хагена, согласно обычной процедуре дело будет передано в Отдел собственной безопасности полиции.
По словам начальника убойного отдела Гуннара Хагена, согласно обычной процедуре дело будет передано в Отдел собственной безопасности полиции. Хаген говорит, это дело — новый пример того, что полиция сталкивается со все более жестокой организованной преступностью, и в дискуссии о ношении полицейскими оружия речь должна идти не только об эффективном обеспечении законности, но и о безопасности самих полицейских.
Он зажмурил глаза. Дважды. Трижды. И наконец сообразил. Кристоффер. Синяя куртка.
— Я мертв, — сказал он. — Вот почему они уехали, когда мы направлялись сюда. Они решили, что все кончено. — Он накрыл ладонью руку Мартины. — Ты хочешь, чтобы Юн Карлсен умер.
Она смотрела в пространство. Вздохнула, словно собиралась заговорить, но только со стоном выпустила воздух, будто не нашла нужных слов и надо попытаться заново. С третьей попытки получилось:
— Потому что Юн Карлсен знал. Знал все эти годы. И за это я ненавижу его. И себя.
Харри смотрел на обнаженное мертвое тело на столе. Он воспринимал покойников уже почти без эмоций. Почти.
В помещении было градусов четырнадцать, голые цементные стены гудели эхом, когда женщина-судмедэксперт отвечала на вопросы Харри:
— Нет, вообще-то мы не собирались делать вскрытие. У нас и без того работы по горло, а здесь причина смерти вполне очевидна, ты же сам видишь. — Она кивнула на лицо, где вместо носа и верхней губы зияла большая черная дыра, обнажившая зубы и верхнюю челюсть.
— Прямо целый кратер, — сказал Харри. — Не больно похоже на MP-пять. Когда я получу заключение?
— Спроси у своего начальника. Он приказал переслать заключение ему.
— Хаген?
— Ага. Так что, если срочно нужно заключение, возьми у него копию.
Харри и Беата переглянулись.
— Послушайте, — судмедэксперт скривила губы, изображая, как понял Харри, улыбку, — по выходным у нас работает мало народу, и дел у меня выше крыши. Так что прошу меня извинить.
— Разумеется, — сказала Беата.
Судмедэксперт вместе с Беатой направилась к двери, но обе остановились, услышав голос Харри:
— Кто-нибудь из вас обратил внимание вот на это?
Обе обернулись. Харри стоял, склонясь над трупом.
— У него следы от инъекций. Вы сделали анализ крови на наркотики?