— Вы понимаете, что, если обманете меня, я пущу вам пулю в лоб?
Она кивнула.
— Выезжаем прямо сейчас, — сказал он.
В 7.14 Харри установил, что жив. Все нервы пронизывала боль. А собаки требовали еще. Открыл один глаз, осмотрелся. Одежда разбросана по всей комнате. Но, по крайней мере, никого другого тут нет. Рука примерилась взять стакан с ночного столика. Не промахнулась. Стакан пустой. Он провел пальцем по донышку. Облизал. Сладко. Алкоголь улетучился.
Поднявшись с постели, Харри взял стакан и пошел в ванную. Избегая смотреть в зеркало, налил в стакан воды. Не спеша выпил. Собаки протестовали, но он перетерпел. Еще стакан. Самолет. Взглянул на запястье. Черт, где часы? И сколько времени? Надо уезжать, пора домой. Но сперва выпить… Он нашел брюки, надел. Пальцы как чужие, опухшие. Сумка? Здесь. Несессер. Башмаки. Но где мобильник? Как сквозь землю провалился. Он нажал девятку, номер администратора, и услыхал, как принтер за спиной у того со скрипом распечатывает счет, администратор же тем временем дважды повторил, который час, но Харри так и не понял.
Потом Харри буркнул что-то по-английски, чего опять же сам толком не понял.
— Sorry, Sir . — ответил администратор. — The bar doesn't open till three p. m. Do you want to check out right now? [46]
Харри кивнул, пытаясь в карманах куртки, валяющейся в ногах кровати, отыскать билет на самолет.
— Сэр?
— Yes . — Харри положил трубку. Откинулся на кровати назад, продолжив поиски в карманах брюк, но нашел только двадцатикроновую монету. И вдруг вспомнил, где остались часы. Расплачиваясь по счету, когда бар закрывался, а у него не хватило кун, он положил поверх пачки банкнотов двадцать крон и пошел было прочь. Но до двери не добрался, услыхал сердитый окрик, почувствовал, как что-то больно ударило по затылку, и уставился на эту самую монету, которая плясала на полу, звякая, кружилась возле его ног.
Но до двери не добрался, услыхал сердитый окрик, почувствовал, как что-то больно ударило по затылку, и уставился на эту самую монету, которая плясала на полу, звякая, кружилась возле его ног. Он вернулся к стойке, и бармен, ворча, взял у него в счет оплаты часы.
Карман куртки, оказывается, порвался, Харри нащупал под подкладкой билет, достал, посмотрел время вылета. В ту же минуту в дверь постучали. Раз и другой, уже нетерпеливее.
Что было после закрытия бара, Харри почти не помнил, так что если стук связан с этим временным промежутком, то едва ли его ждет нечто приятное. С другой стороны, может, кто-нибудь нашел его мобильник. Он добрел до двери, приоткрыл.
— Good morning , — сказала женщина, стоящая у двери. — Или, может, оно недоброе?
Харри попробовал улыбнуться, оперся рукой о дверной косяк:
— Чего вы хотите?
Сейчас, с зачесанными вверх волосами, она еще больше походила на учительницу английского.
— Заключить соглашение, — сказала она.
— Почему сейчас, а не вчера?
— Потому что хотела узнать, что вы делали после нашей встречи. К примеру, встречались ли с хорватской полицией.
— И теперь знаете, что не встречался?
— Вы пили в баре до самого закрытия, а потом доползли до своего номера.
— Шпионили, значит?
— Бросьте, Холе. Вам надо успеть на самолет.
Снаружи их ждала машина. За рулем сидел бармен с тюремными наколками.
— К собору Святого Стефана, Фред, — сказала женщина. — Быстрей. У него самолет через полтора часа.
— Вы много обо мне разузнали, — заметил Харри. — А я о вас ничего.
— Можете называть меня Марией.
Башня огромного собора тонула в утреннем тумане, окутавшем Загреб.
Мария провела Харри по просторному, почти безлюдному центральному нефу. Они шли мимо исповедален и статуй святых с молельными скамьями рядом. Из скрытых динамиков, словно мантры, доносились записанные на пленку хоралы, негромкие, гулкие, видимо призванные побудить к медитации, однако они лишь навели Харри на мысль о музоне в католическом супермаркете. Они прошли в боковой неф, а оттуда в маленькое помещением парными молельными скамьями. Утренний свет падал внутрь сквозь красно-синие стекла витражей. Две свечи горели по обе стороны распятой фигуры Христа. Перед распятием — коленопреклоненная восковая фигура, лицо обращено к небу, руки вскинуты вверх словно в отчаянной мольбе.
— Апостол Фома, святой покровитель строительных рабочих, — пояснила Мария, склонила голову и осенила себя крестным знамением. — Тот, что хотел вместе с Христом пойти на смерть.
Фома Неверующий, подумал Харри, а она нагнулась над своей сумкой, достала маленькую свечку с изображением святого, зажгла и поставила перед апостолом.
— Преклоните колени, — сказала она.
— Зачем?
— Делайте, как я говорю.
Харри нехотя опустился на колени, на грязный красный бархат скамейки, облокотился на наклонный деревянный пюпитр, засаленный, черный от пота и слез. Удивительно, однако поза вполне удобная.
— Клянитесь Сыном, что выполните свою часть соглашения.
Харри медлил. Потом склонил голову.
— Клянусь… — начала она.
— Клянусь…
— Именем Сына, Спасителя моего…
— Именем Сына, Спасителя моего…
— Сделать все, что в моих силах, чтобы спасти того, кто прозван Маленьким Спасителем.
Харри повторил.