Вот они, наконец-то. Он посмотрел на часы. Шесть минут девятого. Зал погружен в полумрак, а свет со сцены слишком яркий, чтобы разглядеть лица гостей, но тут вдруг их осветил один из подвижных точечных прожекторов. Он лишь на секунду увидел бледное страдальческое лицо, однако не сомневался: эта женщина сидела на заднем сиденье автомобиля рядом с Юном Карлсеном, тогда, на Гётеборггата.
Похоже, впереди возникла какая-то заминка, но в конце концов все расселись по местам. Он стиснул под пальто рукоять револьвера. В барабане шесть патронов. Непривычное оружие, спуск потуже, чем у пистолета, однако он весь день тренировался и освоился с этой штукой.
Непривычное оружие, спуск потуже, чем у пистолета, однако он весь день тренировался и освоился с этой штукой.
Точно по мановению незримой руки, в зале воцарилась тишина.
Какой-то человек в мундире вышел вперед, судя по всему, приветствовал собравшихся и сказал что-то еще, побудившее зал встать. Он тоже встал, глядя на окружающих, которые молча склонили голову. Должно быть, кто-то умер. Потом человек в мундире произнес еще несколько слов, и все сели.
Затем наконец-то поднялся занавес.
Харри стоял в темноте за кулисой, глядя, как занавес скользит вверх. Свет рампы не позволял ему видеть публику, но она была там, дышала словно огромный зверь.
Дирижер взмахнул палочкой, и хор Ословского 3-го корпуса запел псалом, который Харри слышал в Храме:
Стяг спасенья развевайся,
Священный поход начался.
— Извините, — послышалось за спиной.
Харри обернулся и увидел молодую женщину в очках и наушниках.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Полиция, — ответил Харри.
— Я помощник режиссера. Будьте добры, не стойте на дороге, вы мешаете.
— Я ищу Мартину Экхофф, — сказал Харри. — Она здесь?
— Она вон там. — Помреж кивнула на хор.
Харри тотчас увидел Мартину. Она стояла в заднем ряду, на самой верхней ступеньке, и пела с серьезным, чуть ли не страдальческим выражением на лице. Словно пела об утраченной любви, а не о борьбе и победе.
Рядом с ней Рикард. В отличие от Мартины на его губах играла блаженная улыбка. И лицо сейчас, когда он пел, было совсем другим. Ни следа замкнутости и робости, глаза у парня сияли, он, похоже, всей душой верил в то, о чем пел, верил, что весь мир вместе с ними будет служить во имя Господа делу милосердия и любви к ближнему.
К своему удивлению, Харри заметил, что пение и текст не оставили слушателей равнодушными.
Когда они закончили, сорвали аплодисменты и направились за кулисы, Рикард изумленно взглянул на Харри, однако промолчал. А Мартина, заметив его, опустила взгляд и хотела обойти его стороной, но Харри оказался проворнее и заступил ей дорогу:
— Даю тебе последний шанс, Мартина. Пожалуйста, не отвергай его.
Она тяжело вздохнула:
— Я же сказала, что не знаю, где он.
Харри схватил ее за плечи, яростно прошептал:
— Ты пойдешь под суд как соучастница. Тебе вправду хочется доставить ему такую радость?
— Радость? — Она устало улыбнулась. — Там, куда он попадет, радостей нет.
— А как же псалом, который ты только что пела? «Кто милосердья полон и грешнику подлинный друг». Это ничего не значит, Пустые слова?
Она не ответила.
— Я понимаю, это ведь потруднее, чем то прощение, какое ты, любуясь собой, раздаешь в «Маяке». Беспомощный наркоман, обворовывающий безымянных людей, чтобы утолить неодолимую жажду, — разве он сравнится с прощением, дарованным человеку, действительно в нем нуждающемуся? Настоящему грешнику, которому прямая дорога в ад?
— Перестань. — В ее голосе дрожали слезы, когда она попыталась оттолкнуть его в сторону.
— Ты еще можешь спасти Юна, Мартина. Дать ему новый шанс. И себе тоже.
— Он к тебе пристает, Мартина? — Рикард.
Харри сжал правую руку в кулак, приготовился, не отрывая взгляда от глаз Мартины, мокрых от слез.
— Нет, Рикард, — сказала она. — Все хорошо.
Харри, по-прежнему глядя на нее, услышал удаляющиеся шаги. Go сцены донеслись звуки гитары. Потом фортепиано. Харри узнал песню. Он слышал ее в тот вечер на Эгерторг. И по радио в Эстгоре. «Morning Song».
Кажется, с тех пор прошла целая вечность.
— Они оба погибнут, если ты не поможешь мне положить этому конец, — добавил Харри.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что Юн в пограничном состоянии, им движет бесконтрольная ярость. А Станкич ничего не боится.
— Хочешь внушить мне, будто изо всех сил стараешься спасти их, потому что такая у тебя работа?
— Да. И потому, что я обещал матери Станкича.
— Матери? Ты говорил с его матерью?
— Я поклялся, что постараюсь спасти ее сына. Если я не остановлю Станкича сейчас, его застрелят. Как того парня на контейнерном складе. Поверь мне.
Харри посмотрел на Мартину, потом повернулся и пошел прочь. Он был уже возле лестницы, когда за спиной раздался ее голос:
— Он здесь.
Харри оцепенел.
— Что?
— Я отдала Станкичу твой билет.
В тот же миг на сцене вспыхнул свет.
Силуэты сидящих впереди резко проступили на фоне каскадов яркого света. Он съехал поглубже в кресле, осторожно поднял руку, положил короткий ствол на спинку кресла перед собой, так что свободно мог выстрелить в спину человека в смокинге, слева от Tea. Он выстрелит дважды. Потом встанет и, если надо, выстрелит в третий раз. Но уже знал, что такой нужды не будет.