Мёллер кивнул, по его губам словно бы скользнула едва заметная улыбка.
— Вот так вы платили сами себе? — спросил Харри. — Часами за три миллиона?
Мёллер застегнул пальто, поднял воротник.
— Они стабильны в цене и не так бросаются в глаза, как дорогие автомобили и дорогие произведения искусства. Их легче провезти контрабандой, чем наличные деньги, и отмывать не нужно.
— И часы обычно передаривают.
— Именно.
— Так что же произошло?
— Это долгая история, Харри. И как многие трагедии, началась она из самых благих побуждений. Нас было несколько человек, и все мы хотели внести свою лепту. Навести порядок там, где правовое общество потерпело неудачу. — Мёллер надел черные перчатки. — Кое-кто говорит, так много преступников разгуливает на свободе, потому что, мол, система правопорядка похожа на крупноячеистую сеть. Только это сравнение ошибочно. Напротив, сеть тонкая, с мелкими ячейками, она отлавливает мелочь, а напора крупной рыбы не выдерживает, рвется. Мы хотели стать второй сетью, такой, что остановит акул. Среди нас были не только полицейские, но и юристы, политики, чиновники, которые видели, что наша социальная структура, законодательство и правовая система совершенно не готовы противостоять международной организованной преступности, хлынувшей в страну, когда мы открыли границы. Полиция не обладала полномочиями, позволяющими на равных вести игру с нарушителями закона. Поэтому впредь до обновления законодательства приходилось действовать скрытно.
Мёллер покачал головой, устремив взгляд в пелену тумана.
— Однако там, где все наглухо закрыто и засекречено, всегда заводится гниль. Так вышло и с нами: сперва эти бациллы внушили нам, что надо контрабандой ввозить оружие, чтобы не допустить превосходства противника в этой области. Дальше — больше: мы начали продавать оружие, чтобы финансировать свою деятельность. Явный парадокс, но те, кто протестовал, быстро обнаружили, что гниль одержала верх. Затем мы стали получать подарки. На первых порах мелкие. Якобы в порядке поощрения, стимула. С намеком, что отказ от подарка будет воспринят как отсутствие солидарности. На самом же деле это была лишь очередная фаза разложения, коррупция, которая незаметно засасывала тебя в трясину, и в конце концов ты сидел по уши в грязи.
И ведь на попятный не пойдешь, слишком у них много компромата на тебя. А хуже всего, что ты знать не знал, кто такие эти «они». Наша сеть состояла из небольших ячеек, которые поддерживали между собой связь через контактных лиц, дававших клятву молчать. Я не знал, что Том Волер один из нас, что именно он организовал контрабанду оружия и что вообще существовал некто с кодовым именем Принц. Пока вы с Эллен не докопались. Тогда-то я понял, что мы давным-давно забыли свою изначальную цель, что давным-давно нами движет один-единственный мотив — жажда личного обогащения. Что я коррупционер. И тоже виновен в том… — Мёллер глубоко вздохнул, — что погибли такие полицейские, как Эллен Ельтен.
Клочья и пласты облаков вихрились вокруг, скользили мимо — казалось, Флёйен летит.
— И в один прекрасный день мне стало невмоготу. Я попытался уйти. Они предложили мне альтернативу. Весьма простую. Но за себя я не боюсь. Боюсь только, что они навредят моей семье.
— Поэтому ты уехал от них?
Бьярне Мёллер кивнул.
— И эти часы подарил мне, чтобы положить этому конец? — Харри вздохнул.
— Я не мог выбрать никого другого, Харри, только тебя.
Харри кивнул. В горле стоял комок. Он думал о том, что Мёллер сказал прошлый раз, когда они стояли здесь, на вершине горы. Как странно сознавать, что всего в шести минутах от центра второго по величине норвежского города человек может заблудиться и погибнуть. И точно так же можно находиться, так сказать, в средоточии правопорядка и вдруг сбиться с пути и стать тем, против кого борешься. А еще он думал о большой вычислительной задаче у себя в голове, о множестве больших и малых промежуточных решений, которые привели к тем последним минутам в ословском аэропорту.
— А вдруг я не так уж отличаюсь от тебя, шеф? Что, если я скажу, что мог бы оказаться на твоем месте?
Мёллер пожал плечами.
— Случайности и нюансы — вот что отличает героя от преступника, так было всегда. Порядочность — добродетель ленивого и лишенного фантазии. Без нарушителей закона, без непокорности мы бы по сей день жили в Средневековье. Я проиграл, Харри, просто проиграл. Я во что-то верил, но ослеп, а когда прозрел, был уже насквозь коррумпирован. Так происходит постоянно, на каждом шагу.
Съежившись от ветра, Харри подыскивал слова. А когда наконец заговорил, голос звучал чуждо, устало:
— Извини, шеф. Не могу я повязать тебя.
— Ладно, Харри, об остальном я позабочусь сам. — Мёллер говорил спокойно, чуть ли не утешал. — Я просто хотел, чтобы ты всё увидел. И понял. И возможно, извлек урок. Вот и всё.
Харри всматривался в непроглядный туман, тщетно стараясь выполнить просьбу своего начальника и друга — увидеть всё. Аж слезы брызнули от напряжения. А когда обернулся, Бьярне Мёллера рядом не было. И он крикнул в туман его имя, хоть и знал, что Мёллер прав: вот и всё. Но ему казалось, все же стоит позвать его по имени.