От злости я едва не улетел обратно в Атхарту. Так они встречаются! И оба еще не сносили кроссовки, в которых шли за моим гробом… Вот сволочи! Обалдевая от противоестественного стечения обстоятельств, я — то есть Женька — опустился на стул.
Злата, голым пупком касаясь вазочки с мороженым — зрелище не для слабонервных! — расцеловала Женьку в обе щеки.
— Чего такой мрачный, Жешик?
— Вообще-то я только что с кладбища, — сообщил он, поправляя очки. — Жаль, что ты не смогла поехать.
Злата всплеснула руками:
— Ой! Я очень хотела поехать, но ты слишком поздно мне напомнил… То есть я и сама, конечно, помнила… Но встречу было никак не отменить. Понимаешь, заказчик — такой зануда. Ему никак не втемяшить, что я дизайнер, а не маляр. Он жмотится и хочет, чтобы я работала с гастарбайтерами. А когда ты летишь в Лондон? Утром?
— Утром. Знаешь, могила выглядит так запущенно…
Я не сразу понял, о чем речь. Потом спохватился: батюшки! Он же про мою могилу говорит! Точно. На днях была третья годовщина. В Атхарте как-то не принято отмечать подобные даты…
— Конечно, столько времени прошло, — вздохнула Злата, накручивая на палец белый локон. Она очень яркая девочка: высветленные в седину волосы, загорелое лицо и карие глаза.
— Три года, — уточнил Евгений. — А к отцу чего не поехала? Он спрашивает про тебя: как там, мол, моя невестка? Обижается.
Злата вытаращила глаза и сложила губы куриной гузкой.
— Конечно! Теперь — невестка. А когда я насчет квартиры заикнулась, кем он меня назвал? Помнишь? И пусть обижается. Думаешь, мне было не обидно? Больше года жизни псу под хвост!
— Ну если ты так смотришь на вещи… — Евгений покачал головой.
Злата дернула носом:
— Прости.
Злата дернула носом:
— Прости. Конечно, он был твоим другом. Я тоже была к нему привязана. Я хотела за него замуж. Но ты же знаешь, какой он сложный человек. Был. Какие-то тайны… Представляешь, он на полном серьезе прятал от меня свой школьный альбом! Ты случайно не знаешь, что там такое?
— Понятия не имею, — невозмутимо ответил Женька.
Ай молодца, одобрил я. Я-то прекрасно помнил, как рассказывал ему про одну фотографию… Мне ужасно не хотелось, чтобы Злата до нее добралась.
— К тому же он совершенно не выносил ответственности, — продолжала Злата. — И его родители могли бы поступить со мной поблагороднее. Можно подумать, ты мало им заплатил за Егорову долю. Зачем им квартира? Мать вообще здесь не живет, у отца свои хоромы… Я же не виновата, что мы не успели пожениться! Слушай, — прервала она сама себя, — вечер воспоминаний — это чудно, но я звала тебя не за этим.
— А зачем? — сглотнув, спросил Евгений.
Злата подперла щеку рукой, прикрыла влажные глаза и хриплым шепотом спросила:
— Сам догадаешься? Большой мальчик…
О-па. Я хорошо помнил этот взгляд и эту полуулыбку Моны Лизы. Оружие, которое Злата пускала в ход с большим разбором и всегда — без промаха. Она уставилась на Женькины губы, и бедолага автоматически облизал их. Я чувствовал, как холодные мурашки бегут по его телу. И все-таки ее инициатива Женьке не нравилась. Злата вообще никогда ему не нравилась! И сейчас он боролся. Он хотел ее отшить, но боялся обидеть. Честное слово, я не выдаю желаемое за действительное! Только поэтому я решил помочь другу.
Когда молчание неприлично затянулось, я заставил Женьку произнести:
— Господи! Ну и дела! Когда ты так щуришься, у тебя жуткие морщины. Если хочешь, моя девушка даст тебе телефон своего косметолога. Так ты вспомнила, что хотела мне сказать?
Моя золотая девочка не осталась в долгу. Сузив глаза в две злые щелки, она прошипела, подрагивая ноздрями:
— Не стоит изображать Егора, Жешик. О покойниках плохо не говорят, но он был редкостная дрянь. У тебя все равно так не получится. Тебя не затруднит заплатить за мое мороженое?
С этими словами она сдернула сумочку со спинки стула и ушла, не оглянувшись. Мы с Евгением в одном флаконе мрачно закурили.
Вот так, значит. Я — дрянь. Она была ко мне привязана. Ох, Злата… Но не стоило тратить бесценные минуты пребывания на Земле на мысли о ней.
Не мешая Евгению, я любовался летним городом. Пыльная зелень, полеты голубей, цоканье каблучков по асфальту… Все прекрасно, все это с юности знакомо. Вот только небо… Что-то с ним было не так.
Как волновало меня когда-то такое ветреное июльское небо! Толпятся, сталкиваются огромные кучевые облака. Они то похожи на города, озаренные солнцем, то рушатся в глубокую тень. В их движении — непостижимая, недоступная человеку небесная жизнь.
Да. Все мы, пока ходим по Земле и смотрим на небо, испытываем прикосновение Великой Тайны. Увы. Я перешагнул Порог, тайна превратилась в знание, и сразу изменились масштабы. Мы с небом были теперь как бы наравне. Но почему-то меня не радовало это равенство…
— Какого черта я заговорил, как ты! — выпалил вдруг Евгений. Он обращался ко мне мысленно, виртуально, это была всего лишь фигура речи.
Но все это я сообразил потом, сначала на автомате ответив Женьке его же голосом:
— Да ты бы еще полчаса с ней цацкался!
Возникла пауза.
— Это не я говорю… — прошептал Евгений и дико огляделся вокруг.
49
Я уже говорил, Сурок, что для курьера проблемы контакта между живыми и мертвыми не существует? Ну так вот. Воплотился в таксиста — и контактируй сколько душе угодно. Человек различит чужой голос среди суматохи собственных мыслей. И уж тем более поймет, что из его рта вырвались не те слова, которые он собирался сказать. Я уже делал так, когда кричал на споткнувшуюся Фаину, пребывая в ее теле. Некоторые курьеры сознательно поступают подобным образом. Это совсем не трудно. Проблема, конечно, в том, что люди совершенно не готовы к такому повороту событий. Им легче поверить, что они сошли с ума. Поэтому такие выходки, хотя и противоречат Уставу, не могут всерьез повлиять на Баланс.