Пациентка вошла в кабинет. Марк принял у нее невесомую шубку, втянул носом аромат духов: зеленый чай с лимоном… Ася, оставшись в тонком сером свитере и узкой юбке, села к столу. Марк занял место напротив. Визави, ставшее привычкой для обоих…
— Честное слово, Ася, я читаю ваши записи, как роман, — улыбнулся Марк. — Я даже начал вам завидовать. Мне никогда не снились такие интересные сны. Вы уверены, что хотите от них избавиться?
Марк не сомневался: как только Ася смирится со своими видениями (или фантазиями?), как только примет их как часть своей жизни — они тут же оставят ее в покое. Человек не должен вести войну со своей душой. Он должен полюбить ее во всем разнообразии, научиться с ней жить.
— Меня пугает не сам факт этих снов, а их содержание, — сказала Ася.
— Понимаю, — снова улыбнулся Марк. И вдруг представил, что они не сидят в кабинете в такой чудесный день, а гуляют по бульвару и Ася держит его под руку.
— Нет, — мотнула головой Ася. — Я думала, мир полон непостижимых тайн, а он оказался беспросветно скучен. Как вам понравились боги? — Она иронически усмехнулась.
— А что? — Марк пожал плечами. — По-моему, симпатичные ребята.
— Вот именно. Симпатичные ребята, наделенные вполне ограниченными возможностями. Вы бы стали им молиться?
— Я, Асенька, вообще… как-то…
— Хорошо, понимаю, вы врач, вы атеист. Я тоже не из религиозной семьи. Но неужели на Пасху, поднимая голову к небу, вы не видели, что оно особенное? И разве в рождественскую ночь звезды не горят чище и ярче? Вы не чувствовали в такие моменты, как открывается миру благодать?
Марк вздохнул:
— В моей семье отмечали другие праздники… Но я понимаю, о чем вы говорите.
Впрочем, судя по вашим снам, потусторонний мир не лишен красоты. И этот сверкающий горный хребет в Короне… Великолепный образ!
— Красиво, — согласилась Ася. — Но в этой красоте нет святости. Нет ничего, перед чем хотелось бы преклонить колени, и чтоб комок в горле… Но вообще-то каноны православия казались мне закостеневшими еще две тысячи лет назад. У Алеши был приятель, ударившийся в религию. И не дай бог нам было встретиться с ним за одним столом! Я говорила, что религия нужна была человечеству в младенчестве, что мы выросли из нее, как ребенок из коротких штанишек… А теперь я сама с собой спорю.
— Все дело в том, что человеку свойственны крайности, — задумчиво произнес Марк. — Дай ему бога — не надо. Отними — будет канючить: отдайте, дяденьки, отдайте обратно… Временами любой антропоморфизм в отношении бога человек называет кощунством. Временами, напротив, низводит богов до себя. Но допустим, те боги, о которых говорится в ваших снах, — это всего лишь представители чего-то более значительного… Создателя…
— В том-то и дело! — с отчаянием в голосе вскричала Ася. — Создатель… — произнесла она с горьким сарказмом. — Мы жаждем встречи с Личностью. А выходит, что Дух и Материя, эти два Создателя Вселенной, — всего лишь слепые законы природы. Мир пуст. Мы одиноки. — Она закрыла лицо руками и упрямо прошептала: — Я не хочу жить в таком мире… Не хочу.
Встревоженный Марк протянул было к ней руку, но передумал. Разочарование в романтических идеалах — неизбежный процесс. Он тяжело протекает в юности, а У взрослого человека — в десять раз тяжелее. Это все Равно что взрослому заболеть корью. Зато потом будет легче, зато выработается иммунитет…
— А вам не приходило в голову, — осторожно спросил он, — что люди просто придумали святость?
— Какой в этом смысл? — нахмурилась Ася.
— А какой был смысл поэтизировать элементарный инстинкт размножения? Я имею в виду любовь, — смущенно пояснил Марк и, к ужасу своему, почувствовал, что краснеет.
— Да, любовь… — рассеянно отозвалась Ася. Она ничего не заметила. — Хороша любовь, если ею заправляет такая бабища, как Джан. Нет, Марк Александрович. Если Егор ничего не напутал, если я сама все правильно поняла, — на ее лице мелькнуло сомнение, — то людям ни в коем случае нельзя знать правду.
40
Ненавижу в себе эту склонность к рефлексии! Любимое дело — понастроить городов, не слезая с дивана. В результате немногие дела гибнут, задавленные махиной неосуществленных планов.
Еще полчаса назад мой замысел был ясен: пробраться незамеченным в храм экологов, отыскать Нэя и уничтожить его. Нет человека — нет проблемы. И вот я, совершенно невидимый, стою на ступенях полукруглой террасы, а Нэй в белом спортивном костюме вполголоса обсуждает что-то с двумя экологами. Он печален и оттого кажется еще красивее. А я мозолю кнопку отражателя, не в силах совершить простое движение.
Я раздувал в себе ненависть, как угли в мангале. Нэй — подонок. Он хотел меня убить. Он украл у меня из-под носа девушку. И самое главное: Нэй виноват в гибели десятков людей.
Ничего не помогало.
Это так легко, уговаривал я себя. Выстрелил же беглый преступник Трумен Гэтсби — я в теле Гэтсби — в полицейского… Но тогда речь шла только о жизни. Да, Сурок. В Атхарте земная жизнь ценится уже не так высоко.
Ничего не помогало.
Это так легко, уговаривал я себя. Выстрелил же беглый преступник Трумен Гэтсби — я в теле Гэтсби — в полицейского… Но тогда речь шла только о жизни. Да, Сурок. В Атхарте земная жизнь ценится уже не так высоко. Мы точно знаем, что это не конец! Теперь же мне предстояло уничтожить Нэя навсегда.