Терпеть не могу домашнюю холодную войну! У моей последней земной подружки Златы была отвратительная манера: после пустяковой ссоры она замолкала на неделю. Смотрела сквозь меня, не отвечала на вопросы… Она таким способом добивалась, чтобы я извинился. Помню, как у меня все сжималось внутри, когда я подходил к дверям своей квартиры, зная, что там все застыло от ледяного молчания.
Естественно, я не выдерживал, каялся в чем был и не был виноват, потом презирал себя за это.
К счастью, у Фаины был другой характер. Она встретила меня довольно угрюмо, однако молчать не собиралась.
— Тебе приглашение пришло. — Она протянула мне конверт.
— Приглашение? — удивился я. — Но последняя пятница была недавно. И потом я сегодня видел сэра Перси…
— При чем здесь сэр Перси? Посмотри на адрес.
Я прочитал вслух:
— Малая Венеция, Изумрудный палаццо… Уго Леопарди Великолепный… Девятнадцатого… — я закашлялся, — девятнадцатого июля. Грандиозный карнавал… ВИП-приглашение на двоих… Ты понимаешь?! — Я торжествующе помахал конвертом. — Это же билет в атхартийский бомонд! Ты же пойдешь со мной? Не откажешься погреться в лучах моей славы?
— Мне фиолетово, — буркнула Фаина.
Но в глазах у нее уже загорелось любопытство. Очень скоро мы, позабыв о ссоре, наперебой обсуждали карнавальные костюмы. Да здравствует Леопарди Великолепный! Он обеспечил мне тихий семейный вечер перед броском в неизвестность.
48
Первые шаги в неизвестности были ошеломляющими.
Я шел по Кронверкскому проспекту — прямо по трамвайным путям. Здесь все ходят по путям, поскольку вероятность появления трамвая стремится к нулю. В Питере стоял прохладный июльский день. Ветер с Невы подгонял меня в спину. Пахло рекой, выхлопными газами, а иногда — зоопарком. Волею Судьбы, Натха, Вираты и прочих богов, а также загадочных сил природы я оказался в самом любимом районе города, да еще в теле моего близкого друга.
Дружба, как и любовь, имеет свои законы. И один из них, почти хрестоматийный, — после двадцати пяти новых друзей не заводят. (Соседи, сослуживцы и собутыльники, разумеется, не в счет.) Исключения только подтверждают правило.
Настоящие друзья появляются в детстве. Они так же посланы свыше, как первая любовь. Ты не выбираешь их сознательно, а просто живешь с ними в одном дворе, сидишь за одной партой, или ваши родители снимают дачу в одном и том же месте. В старших классах и в институте это происходит иначе. Ты вдруг открываешь для себя человека, с которым можно говорить обо всем на свете ночами напролет… Потом пестрая школьно-студенческая компания просеивается через сито семейных дел, бизнеса и прочее, и прочее. И остаются два-три человека, которых ты и зовешь друзьями.
Так это должно быть, Сурок. А вот у меня не сложилось…
В свое время общительность сослужила мне дурную службу. Количество не перешло в качество, и однажды я понял, что одинок. Не то чтобы это причиняло боль… Нет, мне всегда было с кем сходить в баньку и попить пивка, но все же… какая-то неполноценность…
В девяносто седьмом Евгений возглавлял такую же маленькую риелторскую конторку, как мой «Горизонт». Пыхтя, мы неслись по пути рыночной конкуренции. То он вырывался вперед, то я. Пару раз мы крупно поругались, обвиняя друг друга в нечистоплотном переманивании клиентов. Потом вместе провернули несколько удачных сделок, на этом сблизились, стали общаться в неформальной обстановке, обменялись пьяными откровениями, подружились.
Наши отношения были основаны на почти инстинктивной уверенности, что, случись у кого-то из нас беда, другой непременно поможет. Повод проверить это не заставил себя ждать: в девяносто восьмом году грянул дефолт.
Меня порядком потрепало, но чудом я удержался на плаву.
А Женька разорился. Я с ужасом понимал: дружбе конец. Нет, я бы его не бросил, я дал бы ему денег, я дал бы ему работу… Но не может один друг быть просителем, а другой благотворителем. Любое неравенство — это зависимость для обеих сторон, а я считаю свободу обязательным условием дружбы. Искренние чувства как редкие звери: они в неволе не размножаются… Евгений был моим единственным другом, и вопрос о приоритетах не стоял.
Я предложил ему стать соучредителем моей фирмы — разумеется, в равных долях. Ничего, кроме базы данных, у него не осталось, и мой поступок, с точки зрения делового человека, выглядел сущим безумием.
Женька покрутил пальцем у виска и сказал: «Не будь кретином. Хочешь помочь — выкупи у меня базу данных. И не надо вот этих вот жестов с барского плеча». Я сначала произнес что-то высокопарное, а потом пригрозил, что если он откажется, то все спущу за бесценок и уйду бомжевать. Мы долго обменивались любезностями вроде «упрямая дубина», «crazy», «идиот», а потом напились, как безобразные свиньи. Он все-таки согласился. Дружба уцелела, и, к слову сказать, бизнес не пострадал.
И вот я оказался в его теле. Непростая ситуация, Сурок… Одно дело — использовать в качестве таксиста постороннего человека. И совсем другое — Женьку, одного из немногих, кем я по-настоящему дорожил. Поэтому я сидел тише воды ниже травы и даже не поинтересовался, куда это он так энергично шагает. А зря. Потому что был совершенно не готов увидеть за столиком уличного кафе еще одно знакомое лицо. Злата, моя последняя подружка, махала Женьке рукой, едва не выпрыгивая из узких джинсов.