Луис Крид был не в том возрасте, чтобы согласиться с подобным предложением (или сделкой, если называть вещи своими именами) — но такие предложения редко делаются людям в том возрасте — лет в восемнадцать. Он очень устал. Восемнадцать часов в неделю в классах, двадцать часов за учебниками, еще пятнадцать работал официантом в пиццерии рядом с отелем «Уайтхолл». Он нервничал. Странно приветливая манера мистера Голдмэна, так непохожая на его предыдущую холодность, когда он пригласил Луиса к себе в кабинет и предложил сигару, заставила его насторожиться. После, когда он смог взглянуть на это событие в перспективе, он подумал, что то же самое чувствуют мустанги, учуяв первый дымок пожара в прериях. Он в любой момент ожидал, что Голдмэн прямо спросит, что ему нужно от его дочери.
Когда вместо этого Голдмэн сделал свое невероятное предложение — даже достал из кармана чековую книжку, Луис был взбешен. Он обвинил Голдмэна в том, что он хочет превратить дочь в музейный экспонат, что он заботится только о себе, и что он вообще бестолковый, самодовольный ублюдок. Уже потом он пожалел о том, что сказал.
Хотя сказанное, несомненно, было отчасти верно, но излишне резко; поэтому остаток разговора прошел в гораздо более вульгарных тонах. Голдмэн предложил Луису убираться и сказал, что если он еще раз ступит на порог, его выкинут как собаку. Луис в ответ посоветовал ему засунуть чековую книжку себе в задницу. Голдмэн возразил, что в его заднице больше ума, чем в голове у Луиса Крида. Луис сказал, что тем не менее пусть он засунет туда же золотую карту «Америкэн экспресс».
После этого доброго знакомства их отношения так и не улучшились.
В конце концов Рэчел ослушалась родителей. Никаких мелодрам («с этой минуты у меня больше нет дочери») не было; Ирвин Голдмэн, вероятно, смог бы перенести замужество дочери даже за Чудовищем Черной лагуны. При всем при том его лицо, торчащее из воротничка на их с Рэчел свадьбе, удивительно напоминало лицо, высеченное на египетском саркофаге. Их свадебным подарком был сервис китайского фарфора и микроволновая печь. Никаких денег. Пока Луис учился в медицинском училище, Рэчел работала продавщицей и твердо знала, что помощи у родителей лучше не просить… по крайне мере, не сообщать об этом Луису.
Луис мог поехать в Чикаго вместе с семьей, хотя график работы не предусматривал столь длительного отгула. Не страшно. Но это были бы четыре дня с Фараоном Имхотепом и его женой Сфинкс.
Дети, как часто бывает, смягчили их отношения. Луис надеялся, что постепенно та давняя сцена в кабинете Голдмэна когда-нибудь забудется. Но он не очень стремился к примирению. За двенадцать лет он так и не мог забыть кислого вкуса бренди Голдмэна и этой его идиотской чековой книжки, вытащенной из кармана. Он еще тогда пожалел, что старик не знает о ночах — их было пять, — которые они с Рэчел успели провести в его узкой, прогнувшейся кровати, и годы не затушили этого сожаления.
Он мог ехать, но предпочел отправить тестю его внуков, его дочь и привет.
«Дельта-727» вырулил на взлетную полосу… и он увидел в одном из передних окон отчаянно машущую дочь. Луис помахал в ответ, и они — Рэчел и Элли, — поднесли к окну Гэджа. Он тоже махал ему, то ли действительно увидев отца, то ли просто подражая Элли.
— Довези их в целости, — прошептал он, застегнул куртку и вышел на стоянку. Там завывал ветер, едва не сдувший с его головы охотничью фуражку, и он придержал ее рукой.
Он отпер дверцу машины и увидел, как взлетает их самолет.
Он снова помахал, чувствуя себя очень одиноким, едва не плача.
Это чувство так и не исчезло до вечера, когда он пересек дорогу после пива у Джуда и Нормы — Норма выпила стакан вина, что ей рекомендовал доктор Уэйбридж. К вечеру они перешли в кухню из-за холода.
Джуд затопил маленькую печку, и они уселись вокруг нее, наслаждаясь теплом и холодным пивом, и Джуд стал рассказывать, как микмаки двести лет назад прогнали англичан из Мичиаса. Тогда микмаки были очень воинственными, сказал он, добавив, что и тогда в это верили далеко не все.
Это был прекрасный вечер, но Луис думал о своем пустом доме, ожидающем его прихода. Пересекая лужайку и чувствуя, как мороз забирается ему под куртку, он услышал, как в доме звонит телефон.
Он подбежал, ворвался в переднюю дверь и едва не упал в кухне, когда его скользкие туфли проехались по линолеуму. Он схватил трубку.
— Алло?
— Луис? — голос Рэчел, далекий, но очень четкий. — Мы тут. Доехали нормально.
— Замечательно! — сказал он и сел поговорить, думая: «Хорошо бы, чтобы вы поскорее вернулись».
22
Праздничный стол у Джуда с Нормой был в высшей степени удачным. Когда трапеза закончилась, Луис побрел домой, сытый и сонный. Он поднялся в спальню, скинул туфли и лег. Было всего три часа; за окном светило зимнее неяркое солнце.
«Вздремну немного», — подумал он и тут же уснул.
Что-то неуловимое разбудило его. Он сел, пытаясь собраться с мыслями, дезориентированный тем фактом, что за окном было почти совсем темно. Он слышал вой ветра и странный сиплый голос издалека.
— Алло, — сказал он. Наверно, Рэчел звонила из Чикаго поздравить его с праздником. Она могла дать трубку Элли и Гэджу, и они тоже сказали бы ему что-нибудь — и как его угораздило проспать весь день, когда он собирался посмотреть футбол?