Тардифф вошел в комнату около пяти. Он нес три сигареты. Одну он сунул в рот Луису, другую Рэчел (она была слишком измучена, чтобы протестовать), а третью закурил сам.
— Все в порядке. Никакой гидроцефалии.
— Уберите эту штуку, — сказала Рэчел, плача и смеясь одновременно. — Меня сейчас стошнит.
Ухмыляясь, Тардифф потушил ее сигарету.
«Бог сберег его для дороги номер 15, доктор Тардифф», — подумал теперь Луис.
— Рэчел, если бы он был гидроцефалом, если бы операция не удалась… ты все равно любила бы его?
— Что за странный вопрос, Луис!
— Можешь ответить?
— Да, конечно. Я любила бы Гэджа каким угодно.
— Даже, если бы он был дебилом?
— Да.
— А ты хотела, чтобы он поступил в институт?
— Да нет, не думаю, — сказала она медленно. — Хоти с теми деньгами, что ты сейчас получаешь, мы, может, и могли бы себе это позволить… но я не думаю, что так уж хотела бы… А почему ты спрашиваешь?
— Я все еще думаю про твою сестру Зельду, — Луиса удивила ее странная разговорчивость. — Интересно, смогла бы ты еще раз пройти через такое.
— Это не то же самое, — сказала она. — Гэдж был… ну, Гэдж был Гэдж. Это был наш сын. Вот и вся разница. Я думаю… а ты хотел бы, чтобы он поступил в институт? Вроде Пайнлэнда?
— Нет.
— Давай спать.
— Да, пора.
— Я чувствую, что смогу уснуть, — сказала она. — Так хочется, чтобы этот день кончился.
— Дай Боже, — сказал Луис.
Чуть позже она сонно сказала:
— Ты прав… только сны и фантазии…
— Да, конечно, — сказал он, целуя ее в лоб. — Спи.
«Это было похоже на пророчество».
Он не спал еще долго, и, пока он думал, в окно на него смотрел мерцающий серп луны.
43
Следующий день был облачным, но очень теплым, и Луис вспотел, пека перетаскивал багаж Рэчел и Элли и закладывал их билеты в компьютер. Он старался скрыть за озабоченностью боль и чувство вины, и лишь иногда сравнивал нынешнюю ситуацию с той, когда он в последний раз провожал семью в Чикаго накануне Дня благодарения.
Элли казалась задумчивой и странной. Несколько раз за это утро Луис замечал у нее на лице выражение крайней сосредоточенности.
«Ты перестарался со своей конспирацией, парень» — сказал он себе.
Она ничего не сказала, когда ей сообщили, что они едут в Чикаго, сначала они с мамой, потом и папа, быть может, на целое лето, сразу же после завтрака (какао). Закончив завтракать, она так же молча поднялась наверх и надела платье и туфельки, которые Рэчел ей приготовила. Она взяла с собой фото Гэджа в аэропорт, и тихо сидела там в пластмассовом кресле, пока Луис бегал оформлять билеты, а громкоговоритель объявлял вылет и прибытие.
Мистер и миссис Голдмэн появились за сорок минут до отлета. Ирвин Голдмэн был аккуратен (и, конечно, не вспотел) в своем кашемировом пальто, несмотря на довольно теплую погоду; он пошел к кассе «Ависа» сдать машину, пока Дори сидела с Рэчел и Элли.
Луис и Голдмэн присоединились к ним одновременно. Луиса несколько пугала возможность сцены «О сын мой!», но он ошибся. Голдмэн держался холодно-вежливо и всего навсего пробормотал приветствие. Быстрый, смущенный взгляд, которым он окинул зятя, подтвердил очевидное: вечером старик был пьян.
Они поднялись по эскалатору и сели в кресла, не разговаривая. Дори нервно вертела роман Эрики Йонг, но так и не открыла его. Она с интересом смотрела на фото, которое держала Элли.
Луис предложил дочери сходить с ним в книжный киоск и выбрать что-нибудь почитать на дорогу.
Элли смотрела на него все с тем же задумчивым видом. Луису это не нравилось. Он нервничал.
— Будешь слушаться дедушку с бабушкой? — спросил се Луис.
— Да, — ответила она. — Папа, а меня возьмут в школу?
— Не беспокойся, — сказал Луис. — Я позабочусь об этом.
— Я ведь никогда еще не была в школе. Только в садике. Даже не знаю, что дети там делают. Пишут диктанты?
— Все будет хорошо.
— Папа, ты все еще писаешь на дедушку?
Он уставился на нее.
— Почему это ты решила, что я… что я не люблю твоего дедушку, Элли?
Она пожала плечами, словно эта тема не вызывала у нее особого интереса.
— Когда ты говоришь о нем, у тебя всегда такой вид, будто ты описался.
— Элли, нехорошо так говорить.
— Извини.
Она посмотрела на него странным, обреченным взглядом и повернулась к полкам с книгами — Мерсер Мейер, и Морис Сендак, и Ричард Скэрри, и Беатрис Поттер, и старый знакомый доктор Зейс. «Откуда они узнают про все? Или они просто знают? Что еще известно Элли? И как это влияет на нее? Что за твоим бледным, маленьким личиком, Элли? Будто описался — о Господи!»
— Можно мне взять эти, папа? — она держала доктора Зейса и книгу, которую Луис не помнил из своего детства — историю про маленького Самбо и про то, как тигры однажды получили свою шкуру.
— Да, — сказал он, и они встали в короткую очередь у кассы. — Мы с твоим дедушкой очень любим друг друга.
Он снова подумал об истории его матери про то, как женщина, которая хотела ребенка, «нашла» его. И вспомнил свое дурацкое обещание никогда не лгать свои детям. За последние несколько дней он лгал больше, чем за несколько лет, но старался не думать об этом.
— Да? — и она опять замолчала.
Это молчание тяготило его. Чтобы его нарушить, он спросил: