— Папа? — подала голос Элли с заднего сиденья. Она тоже перестала плакать. Даже Гэдж не хныкал. Луис наслаждался тишиной.
— Что, моя хорошая?
В ее глазах, карих под темными волосами, тоже отражались дом, лужайка, крыша еще одного дома слева и обширное поле, уходящее к дальнему лесу.
— Это наш дом?
— Он им будет, милая, — ответил он.
— Ура-а! — завопила она, заставив его вздрогнуть. Тут Луис, которого Элли часто сердила, решил, что вряд ли он когда-нибудь увидит Диснейуорлд в Орландо.
Он поставил машину возле пристройки и заглушил мотор.
В тишине, кажущейся оглушительной после Чикаго и суматохи на дорогах и переездах, где-то запела птица.
— Дома, — сказала тихо Рэчел, все еще глядя за окно.
— Дома, — подтвердил Гэдж, сидевший у нее на коленях. Луис и Рэчел поглядели друг на друга. В зеркальце обзора глаза Эйлин расширились.
— Ну вот…
— А ты…
— Это же… — сказали они все разом, и одновременно рассмеялись. Гэдж не обратил на них внимания; он сосал палец. Он впервые произнес «мама» почти месяц назад, и уже делал попытки сказать «па» или еще что-нибудь в адрес Луиса.
Но это было правильное слово, как его не произноси. Они были дома.
Луис взял Гэджа с колен жены и обнял его.
Вот так они приехали в Ладлоу.
2
В памяти Луиса Крида этот момент навсегда запечатлелся в каком-то ореоле волшебства — в основном потому, что остаток вечера оказался просто безумным. В следующие три часа ни мира, ни волшебства не осталось и следа.
Луис держал ключи от дома (он был очень аккуратным и методичным человеком) в небольшом кошелечке, на котором написал «Дом в Ладлоу — ключи получены 29 июня». Он положил его в бардачок машины. Он был абсолютно в этом уверен. Но там его не было.
Пока он искал ключи, чувствуя растущее раздражение, Рэчел взяла на руки Гэджа и вслед за Эйлин направилась в поле к одиноко стоящему дереву. Он в третий раз заглядывал под сиденье, когда дочь завопила, а потом начала плакать.
— Луис! — крикнула Рэчел. — Она порезалась!
Эйлин упала и разбила коленку о камень. Царапина была небольшой, но она вопила так, будто ей оторвало ногу. Он поглядел на дом напротив, где в жилой комнате горел свет.
Он поглядел на дом напротив, где в жилой комнате горел свет.
— Хватит, Элли, — сказал он. — Перестань. Люди вокруг подумают, что здесь кого-то убивают.
— Но мне боооольно!
Луис, преодолев злость, молча вернулся к поискам. Ключей не было, но пакет первой помощи оказался на месте. Он взял его и вылез. Когда Элли увидела, что он несет, она закричала еще громче.
— Нет! Не хочу, оно жжется! Папа, я боюсь! Оно…
— Эйлин, это всего-навсего ртутная примочка, она не жжется…
— Будь взрослой, — вмешалась Рэчел, — это же просто…
— Нет-нет-нет-нет!..
— Прекрати, или у тебя заболит и задница! — не выдержал Луис.
— Она устала, Лу, — сказала тихо Рэчел.
— Да, я знаю. Подержи ей ногу.
Рэчел опустила Гэджа на траву и держала ногу Элли, пока Луис мазал ее лекарством, невзирая на истерические вопли.
— Кто-то вышел на крыльцо вон в том доме через улицу, — сказала Рэчел. Она поспешно схватила Гэджа, который уже намеревался уползти.
— Чудесно, — пробормотал Луис.
— Лу, она просто…
— Да, устала, я знаю, — он закрыл лекарство и мрачно поглядел на дочь. — И это ведь правда не больно. Элли, замолчи.
— Нет, больно! Нет, больно! Нет, бооо…
Рука его потянулась, чтобы ее шлепнуть, и он с большим трудом сдержался
— Ты нашел ключи? — спросила Рэчел.
— Нет еще, — сказал Луис, пряча пакет первой помощи.
— Я сейчас…
Тут заревел Гэдж. Он уже не хныкал, а ревел во весь голос, извиваясь в руках у Рэчел.
— Что еще с ним? — крикнула Рэчел, почти отшвыривая ребенка Луису. Он заметил, что это обычное следствие, когда вы замужем за доктором — вы всегда швыряете ребенка мужу, когда с ним что-нибудь не в порядке. — Луис! Что с ним…
Гэдж с диким ревом хватал себя за шею. Луис пригляделся и увидел растущую на шее опухоль. Кроме того, на джемпере мальчика ползало что-то темное и жужжащее.
Эйлин, которая было уже успокоилась, завопила опять:
— Пчела! Пчела! Пчела-а-а!
Она отпрыгнула назад, споткнулась о тот самый камень, о который уже поцарапалась, плюхнулась на землю и заплакала от смеси боли, изумления и страха.
«Я схожу с ума», — с удивлением подумал Луис.
— Сделай же что-нибудь! Что ты сидишь?!
— Надо вынуть жало, — раздался голос сзади них.
— Вынуть жало и приложить туда соду. Опухоль быстро сойдет. — Голос, однако, говорил с таким акцентом, что Луис сначала мало что разобрал.
Он повернулся и увидел старика лет семидесяти — хотя выглядевшего здоровым для своих лет, — стоящего на траве. Одет он был в жилетку поверх синей рубашки, из-за ворота которой торчала его морщинистая, укутанная платком шея. Лицо его было загорелым, и он курил сигарету без фильтра. Пока Луис смотрел на него, старик затушил сигарету пальцами и сунул ее в карман. Он стоял и как-то виновато улыбался — Луису сразу понравилась эта улыбка, — и явно был не из тех людей, кто сторонится незнакомцев.
— Только не говорите, док, что это не мое дело, — сказал он. Так Луис встретил Джуда Крэндалла, который стал ему как бы вторым отцом.
3
Он следил за их прибытием с другой стороны улицы и пришел посмотреть, не может ли он чем-нибудь помочь, когда у них, как он выразился, «возникнут сложности».