Но не значит ли это убить его сына? Убить его еще раз?
Внутренний голос пытался возражать, но он его больше не слушал. Он отрывисто проговорил:
— Ирвин, мне надо идти. Я хочу посмотреть, все ли Рэчел собрала, и уложить ее спать.
— Да, конечно. Всего хорошего, Луис. И еще…
«Если он еще раз попросит прощения, я закричу».
— До свидания, Ирвин, — сказал он и повесил трубку.
Когда он поднялся наверх, то застал Рэчел среди полного разгрома. На кровати валялись блузки, лифчики висели на спинках стульев, платье на вешалке раскачивалось на двери. Туфли, как солдаты, выстроились в ряд у окна. Она всегда собиралась медленно, но основательно. Луис видел, что здесь добра на три, а то и четыре, чемодана, но не хотел спорить с ней. Вместо этого он взялся ей помогать.
— Луис, — сказала она, когда они закрыли последний чемодан (он сидел на нем, пока она защелкивала замки), — ты уверен, что ничего не хочешь мне сказать?
— Дорогая, ну объясни, наконец, о чем ты?
— Я не знаю, — ответила она. — Я хочу узнать это у тебя.
— Что, по-твоему, я должен тебе сказать? Что я побегу к бордель? Или уеду с бродячим цирком?
— Не знаю. Но что-то мне не по себе. Такое чувство, что ты пытаешься что-то скрыть.
— Рэчел, это просто смешно! — он сказал это с излишней горячностью. Он еще чувствовал легкий стыд.
Она невесело усмехнулась.
— Ты никогда не мог лгать, Луис.
Он снова пытался протестовать, но она оборвала его.
— Элли снилось, что ты умер, — сказала она. — Прошлой ночью. Она проснулась с плачем, и я подошла к ней. Я поспала с ней два или три часа, а потом вернулась к тебе. Она сказала, что во сне ты сидел за кухонным столом с открытыми глазами, но она знала, что ты мертвый. И еще она слышала крик Стива Мастертона.
Луис, испуганный, посмотрел на нее.
— Рэчел, — сказал он наконец. — У нее только что погиб брат. Поэтому нет ничего странного, что ей снится смерть и других членов семьи.
— Да, я тоже подумала об этом. Но то, как она об этом рассказывала… это было похоже на пророчество.
Она опять усмехнулась.
— Да, странно, — сказал Луис.
«Что ж, может, это и в самом деле пророчество».
— Пошли ляжем вместе, — сказала Рэчел. — Действие лекарства прошло, и я не хочу его больше пить. Но мне страшно. У меня ведь тоже сны…
— Какие?
— О Зельде, — сказала она просто. — С тех пор, как Гэдж умер, мне все время снится Зельда. Она говорит, что пришла за мной и сейчас заберет меня. За то, что я позволила им умереть.
— Рэчел, но это…
— Я знаю. Всего лишь сон. Но ляг со мной, Луис, и отгони этот сон, если сможешь.
Они лежали в темноте, прижавшись друг к другу.
— Рэчел, ты еще не спишь?
— Нет.
— Я хочу спросить тебя кое о чем.
— Ну.
Он поколебался, не желая причинять ей еще боль, но и конце концов начал:
— Ты помнишь, как мы перепугались из-за него, когда ему было девять месяцев?
— Да, конечно. А что?
Когда Гэджу было девять месяцев, Луис был весьма обеспокоен размером его черепа. Он не укладывался и нормы графика Бертерье, показывающего нормальный объем черепной коробки ребенка для всех возрастов. К четырем месяцам череп Гэджа достиг наивысшего из указанных пределов, а потом превзошел его. У него не было проблем с головой, смертельно опасных для любого ребенка, но Луис все же повез его к Джорджу Тардиффу, лучшему неврологу Среднего Запада. Рэчел хотела знать причину, и Луис ей сознался: он боялся, что Гэдж может оказаться гидроцефалом. Лицо Рэчел побелело, но она сохранила спокойствие.
— Он выглядит вполне нормально, — сказала она.
Луис кивнул.
— Да, конечно. Но я не могу игнорировать это, милая.
— Нет, ты не должен, — сказала она. — Мы не должны.
Тардифф измерил череп Гэджа и нахмурился. Он показал Гэджу «козу».
Он показал Гэджу «козу». Гэдж отдернулся. Тардифф улыбнулся. От сердца у Луиса немного отлегло. Тардифф дал Гэджу подержать мячик. Гэдж подержал его и уронил. Тардифф поднял мяч и подбросил его, глядя на Гэджа. Тот следил за мячом глазами.
— Пятьдесят на пятьдесят, что он гидроцефал, — сказал после Тардифф Луису в своем офисе. — Он кажется очень беспокойным. Я мог бы порекомендовать новую операцию.
— Но это же хирургия мозга, — сказал Луис.
— Ну, совсем небольшая.
Луис изучал эту тему после того, как забеспокоился размером черепа Гэджа, и такая операция вовсе не казалась ему небольшой. Но он помалкивал, говоря себе, что надо радоваться, что дело вообще можно поправить.
— Конечно, — продолжал Тардифф, — вполне возможно, что у вашего ребенка просто слишком большая голова. Я думаю, надо его исследовать. Вы согласны?
Луис согласился.
Гэдж провел ночь в госпитале Сестер милосердия и подвергся общей анестезии. Когда он спал, его голову поместили в сверхновый прибор, напоминающий громадную сушилку. Рэчел и Луис ждали внизу, а Элли провела день у деда с бабкой, смотря «Улицу Сезам» по новому видео Ирвина Голдмэна. Луис же долгие унылые часы перебирая в уме варианты возможных уродств и увечий. Смерть из-за общей анестезии, смерть во время операции, задержки в развитии из-за гидроцефалии, эпилепсия, слепота… возможностей было чрезвычайно много. «Полная карга болезней, — подумал Луис, — как в медицинском справочнике».