Работника, конечно, нечего было и равнять с солдатом. Против того в ближнем бою я бы не выстоял и четверти минуты. Тем более, в тесном и низком коридоре гнезда. Работника я все же сумел искромсать кинжалом и поколотить кастетом; при этом я начисто оторвал ему голову, переломал все шесть лап и распорол брюхо, отчего с ног до головы выпачкался в пахучей клейкой жидкости, которую не смогла оттолкнуть, как воду, даже хорингская одежда. Едва вильт перестал быть противником, хотя все еще шевелился, я отпихнул его останки и вскочил на ноги.
Тройка вильтов, напавшая на карсу, бесследно исчезла. С проклятиями я кинулся в нужную сторону и осмотрел пол коридора. Ни малейшего следа крови.
В тот же миг где-то далеко в коридоре заурчала плененная карса — сердито, как кот в огороде, нарвавшийся на нагло вторгшегося соседа. Она была жива, это главное.
Я собирался уже кинуться на выручку, невзирая на узость и малую высоту тоннеля, но в этот момент в пролом сверху на меня свалился солдат-вильт, прижав мне обе руки к земляному полу. Я дернулся, но с тем же успехом я мог бы попытаться сдвинуть с места таверну «Маленькая карса» в Дренгерте. Зазубренные жвалы угрожающе раздвинулись и нависли над самым моим лицом.
Я попрощался с жизнью.
Ощупав меня усами, солдат вдруг ослабил хватку и резво убежал в сторону. Сверху уже лез другой. Я отполз в сторону, чтоб не маячить у самой дыры.
На меня перестали обращать внимание. Вообще. Это меня ввергло в совершенно растерянное состояние. Я сжимал в руке кинжал и не знал, что делать. Солдаты вереницей мелькали передо мной, разбегаясь по тоннелю в обе стороны. Несколько остались наверху, парочка уже спустившихся выбралась наружу, наверное, караулить дыру.
Тьма! Что произошло? Вильтам нужна была лишь карса? Или, испачкавшись в гадости из брюха работника, я стал для остальных невидимым? Очень может быть, потому что я сейчас вонял совершенно как вильт-работник.
Я не стал долго раздумывать. Вскочил на ноги и, согнувшись, побежал в кромешную темень тоннеля. Темень меня не пугала. Я уже бывал в мурхутских пещерах, бывал в темных погребах и прекрасно знал, что вижу в темноте. Наверное, это во мне от вулха.
Скоро даже последний намек на свет остался где-то позади. Коридор иногда разветвлялся; навстречу мне то и дело попадались спешащие работники, наверное, они спешили заделывать пролом, куда провалились мы с карсой. Меня они молниеносно ощупывали усами и немедленно спешили дальше. Впрочем, кинжала из руки я так и не выпустил, и кастета с другой не снял. Успеется.
Беспокоило меня другое.
Где искать карсу? Я понятия не имел, насколько велико гнездо вильтов изнутри. Пока что я бежал по основному коридору, полагая, что в низкие ходы-ответвления моего спутника не потащат.
И еще меня беспокоило, что оставалось совсем мало времени до пересвета. Меньше часа. Здесь, я, понятно, никаких изменений не увижу, в подземельях безразлично, какое из солнц светит на поверхности — синий Меар или багровый Четтан. Но мое тело почувствует изменение сразу же.
Но мое тело почувствует изменение сразу же. Проверено в тех же мурхутских пещерах.
— Тури! — закричал я во всю мощь исцеленных на пересвете легких. — Ты где?
Мне показалось, что далеко впереди раздался ответный рык. И я ускорил шаги.
Тоннель по-прежнему представлял собой гладкую земляную трубу без малейших следов камня. Видимо, вильты-работники вынули из стен и унесли все камни для каких-то своих неведомых целей.
Как я обрадовался, когда увидел на стене след когтей! Свежий-свежий. Карса брыкалась, молодчина, что брыкалась. Оставляй побольше меток, спутник-Тури. Пожалуйста.
Следы когтей я замечал еще дважды. И оба раза ускорялся.
Скоро коридор стал просторнее, я даже мог с грехом пополам выпрямиться. Но вместе с тем я начинал чувствовать близость пересвета.
Тьма! Каково будет Тури очнуться нагому и безоружному в кромешней тьме?.. Хотя он тоже должен видеть без света… но все равно, в подземелье, схваченному вильтами. Тьма, тьма и тьма!
Я спешил как мог. Но успеть мне было не суждено.
Посреди тоннеля, явно меня дожидаясь, стоял маленький вильт с большой, почти как у солдата, головой, но с недоразвитыми, еле обозначенными жвалами. Я хотел обойти его, но он предостерегающе поднял суставчатую, поросшую редкими толстыми волосками лапу.
— Постой, человек! Давай поговорим, — сказал он монотонным, лишенным интонаций голосом.
Я чуть не споткнулся на ровном месте.
— Поговорим?
— Именно. Ничего с твоим зверем не случится. Если мы столкуемся, вас отпустят. Проходи!
В боковой стене обнаружился круглый ход в тупиковую подземную камеру. В камере не было ничего, кроме сухого пахучего сена.
— Опускайся на траву, человек. Я знаю, вы не любите стоять во время разговора.
В голове у меня начинало мутиться.
— Послушай, вильт-толмач! Боюсь, что говорить вам придется не со мной, а с моим зверем. Ты скоро поймешь, почему. Можно, я разденусь?
— Зачем?
— Тоже поймешь.
— Как хочешь.
Тяжело дыша после бега, я снял сапоги и хорингские курткоштаны. Рассовал по рукавам и штанинам все оружие, аккуратно все свернул и поставил рядом сапоги.