Я остановилась и одарила его самой дружелюбной улыбкой, словно ненароком показав клыки. Пусть человеческие, но острые и крепкие.
— Ну, если это у тебя отрастает, как у ящерицы хвост — почему бы и нет? — мурлыкнула я. — А то ведь могу и заиграться…
Пакинна шарахнулся в тень, так ничего и не ответив. Храбрый парень. Или дурак. Впрочем, какая мне теперь разница?
Я зашагала по улице ленивой, неспешной походкой. В голове у меня были сплошные сумерки, и бестолковые мысли метались там из стороны в сторону, как летучие мыши в пересветном небе.
Куда теперь? Наверное, надо купить коня. Или украсть. Или пристроиться к какому-нибудь каравану, идущему к переправе.
У меня забурчало в пустом животе. Для начала было бы неплохо поесть. И выпить.
Я чуть было не свернула в первую же харчевню, но вовремя спохватилась. В ближайших пивных и тавернах прекрасно знают, кто я такая — в смысле, знают, что я женщина из шайки Беша. Первым делом мне нужно уйти подальше от кварталов, где меня знают.
В конце концов я нашла то, что меня устроило — суетливую обжорку при постоялом дворе, где было полно приезжих и никто никого не знал и не интересовал. Толстая хозяйка принесла мне сухарей, сыра, большой кусок сильно перченого и еще круче посоленного мяса и две кружки темного пива. Нехитрая, но беспроигрышная игра: мясо требует к себе еще пива, а пиво — еще мяса…
Наверное, у меня все-таки что-то повредилось в голове сегодня утром. Да и пиво подсобило — хорошее пиво, горькое и крепкое. Уже не единожды сменились посетители, мне давно было пора уходить, а я все сидела, прихлебывая из очередной глиняной кружки, и размышляла о всяких глупостях.
О синем восходе, например. Или о собственной матери. Или о диких карсах, запертых в клетках передвижного зверинца. Когда владельца зверей не было поблизости, я прижималась лицом к железным прутьям, и хищные карсы с мурлыканьем лизали мне щеки и лоб. Они понимали, что я тоже не человек. И тоже не свободна. От шершавых языков у меня на коже делались ссадины, но на следующий красный день от них не оставалось и следа.
Есть такое присловье: «заживет, как на оборотне». Какие бы раны не получил оборотень в человеческом обличьи, они исчезнут, когда он превратится в зверя. Если же его ранят в зверином виде, человеческое тело после превращения окажется целехоньким. Для того, чтобы расправиться с оборотнем, надо убить его до захода солнца.
Хорошее свойство. Но я бы отдала его, не раздумывая, в обмен на память о моих синих днях. Только кто мне предложит такой обмен?
Тьма и все демоны Ночи!
Я хочу знать, что случилось вчера в комнате Беша.
Знать хочу!
— Не, вот этого не знаю, — прозвучал чей-то голос из облака мути перед моими глазами. — Кто такой? Ну… посетитель и все.
Я вскинула подбородок и сосредоточилась. Передо мной с недвусмысленной ухмылкой на лице стояла толстая хозяйка.
— К-кто?
— Ну ты же спрашивала, кто этот старик. Я и говорю, что впервые его вижу.
— Какой старик?
— Который хочет с тобой поговорить и все такое.
— А-а…
— А деньги у него есть, — обнадежила меня хозяйка. — Ну?
— Пошла вон! Я т-те кто — шлюха?!
Хмель с меня слетел, и вместе с ним пропало настроение размышлять джерх знает о чем. Хватит, засиделась я тут. Пора идти.
Я легко отодвинула дубовую скамью и поднялась из-за стола. И тут незнакомый, въедливый старческий голос пропел мне в самое ухо:
— Не спеши, госпожа Тури.
Я обернулась. На меня смотрел незнакомый старикашка совершенно пакостного вида. Плешивый, с клочковатой бороденкой, торчащими в разные стороны усами и маленькими раскосыми глазками. Смотрел и улыбался ехиднейшей из улыбочек. Как будто знал обо мне что-то такое, чего не знаю я сама.
Настроение у меня было в самый раз, чтобы надавать старикашке по шее. Не взирая на почтенный возраст. Или, наоборот, взирая — тогда не по шее надавать, а плешь начистить.
Но цепкий взгляд его маленьких глазок был серьезен. И я вдруг поняла, что старик интересовался мной не из похабных соображений, как решила дура-хозяйка. У него действительно есть ко мне дело.
А кроме того, он назвал меня по имени.
— И о чем ты намерен со мной говорить? — ровным голосом спросила я.
— О синих восходах. Или о красных… какая разница? — развел руками старик. — Я хочу предложить тебе обмен, госпожа Тури.
О синих восходах? Т-темное небо! Мои мысли он прочел, что ли? Я удивилась, но — умеренно. За что я люблю пиво, так это за то, что оно помогает спокойно воспринять самые странные вещи.
— Или я рехнулась, или ты — колдун, — заметила я, опускаясь на отполированную сотнями задов скамью.
Ехидная улыбочка породила такой же точно смешок.
— Говори лучше «чародей», — поправил меня старик и грохнул кулаком по столешнице:
— Хозяйка! Неси-ка еще мяса. И пива. И сыра. И пива…
— Мне до вечера надо выйти из города, — сказала я.
Чародей покачал головой.
— До вечера тебе надо перебраться через Юбен. Ничего, коня я тебе дам отменного — и выносливого, и быстрого.
Я прищурилась на него поверх кружки с шапкой желтой пены.
— Ты говори, чародей, — насмешливо предложила я. — Рассказывай. А там посмотрим.
Пересечь реку — это всегда как будто умереть и родиться заново. Умереть на этом берегу, родиться — на том.