— Идет служба… помалу. — Три Лапы многозначительно подмигнул. — А ты теперь с Лю работаешь?
Старик обещал утрясти вопрос со стражей, и, несомненно, утряс.
— Тише, Три Лапы! — я притворно всплеснул руками. — Это ведь страшная тайна!
Гудд и остальные стражники довольно заржали, и я вместе с ними. Некоторая фамильярность льстила им, простым солдатам, а мне была весьма на руку их вера в некие совместные дела с Лю-чародеем.
— В Айетоте новости, — сообщил Три Лапы. — Беша Душегуба хлопнули. И с ним еще двоих — костолома из Ранимировых и Бешева деньговара, не местного, приехал как раз на свою задницу.
— Стража? Или Чистые братья? — спросил я равнодушно. Судьба Беша меня совершенно не волновала.
Судьба Беша меня совершенно не волновала.
Три Лапы нахмурился.
— Тьма его знает! Болтают, что у Беша последние круги жила взрослая карса. Наверное, это она постаралась, потому что от всех троих мало что осталось.
Самого Беша я не знал и никогда не видел, но с одним из его людей, а именно со старым пьянчугой по прозвищу Унди Мышатник, я встречался регулярно. Унди мертв, упокой Тьма его нетрезвую душу, а теперь пришел черед и его хозяина, Беша Душегуба… Что же, я всегда считал, что дела вести нужно иначе, нежели вел Душегуб. Может быть, поэтому я еще и жив, а он уже нет?
— Карса, — сказал я с отвращением. — Всегда ненавидел этих проклятых кошек. Помнишь, когда две карсы сбежали из бродячего зверинца? Полкруга назад? Кровь тогда неделю не могли отмыть от мостовой у Неспящей башни…
Три Лапы вздохнул:
— Помню… Лучше б не помнить. До сих пор мутит, стыдно сказать. Железом так не суметь, как эти шельмы когтями или клыками… Зверье, одним словом. Не скажу, чтобы я любил Беша, но мне его жалко — такая смерть не для людей. Даже для таких, как Беш.
Я понимал стража, бывалого воина, участника не одной стычки с дикарями из диких северных земель или головорезами трущоб. И еще я крепко задумался о своей попутчице — не разделить бы мне судьбу беспутного Беша. Особенно во время Четтана. Карса и вулх — злее врагов не сыскать во всем мире. Остается уповать только на магию Лю-чародея.
Но резня в Айетоте меня насторожила. Поэтому я отозвал Гудда в сторонку и негромко спросил:
— А не знаешь ли, Лю-чародей днями в Айетоте не бывал?
Гудд странно взглянул на меня.
— Бывал. Сегодня только вернулся, едва Четтан сел. А что?
— Хм! — сказал я и полез за монетами. У Гудда тут же отпала охота задавать вопросы. Неужели это та самая карса? Джерх забери! Этого мне только и не хватало — карсы-людоеда в попутчиках.
— И вот еще, — объявил я громко, подбросив на ладони серебряный кругляш хадасского риала. — Это всей смене. Попьете пива вечерком…
Приятели Гудда одобрительно загудели. Можно не сомневаться, что риал сегодня же осядет у кого-нибудь из кабатчиков.
— Ладно, Гудд. Продолжай замечать… ну, ты знаешь, о чем я.
— Конечно, Одинец. До встречи. Ты к переправе?
— Угу.
— Хмур, открой ворота! — гаркнул он на самого молодого стража, и тот опрометью помчался к тяжелой, окованной железом створке. — Будь осторожен на западе. Там, говорят, вильты расплодились.
Хорошо иметь своих людей в страже — причем, не среди офицеров, а среди простых солдат. Точно никаких проблем не будет, хоть в город идешь, хоть из города, хоть красным днем, хоть синим. Впрочем, я ходил только синим. Насколько мне известно…
Южнее Дренгерта не было даже возделанных полей, как на севере. Просто плоские, как тарелки, луга, да далекое серебрение Юбена где-то слева. И, конечно, узкий тракт, что вел к переправе.
Я шел быстро, мягко ступая по утоптанной земле. В отличие от восточных дорог, на этой почти не виделось следов от повозок, только отпечатки конских копыт, да людской обувки. Меар незаметно клонился к Диким землям, сползал все ниже и ниже. Беспокойно поглядывая на него, я ускорял шаг, потому что нужно было успеть к заброшенной мельнице до восхода Четтана. Иначе пробудившийся Вулх мог натворить глупостей.
Иначе пробудившийся Вулх мог натворить глупостей. Мог, конечно, и не натворить, но кто поручится? Лучше успеть, как советовал Лю.
Я успел. Пузатый бревенчатый сруб, прикрытый сверху покосившейся двускатной шапкой из замшелой дранки, чернел у самого Юбена. Волны лизали ветхое колесо, давно уже неподвижное. Вороной, о котором толковал Лю, стоял тут же, рядом. Вместо коновязи служил гигантский сухой пень. Унди говорил, что когда-то тут рос вековой вяз, но его убила молния. Засохшее дерево потом спилил мельник, а пень корчевать даже не пытался, потому что пришлось бы копать Тьма знает как глубоко, а это под силу только рудокопам.
Конь, заслышав меня, повернул голову. У него был на редкость внимательный взгляд. Я погладил его по теплой морде; вороной фыркнул. Тогда я скормил ему кусочек соленого хлеба.
— Жуй, красавец, — я похлопал коня по шее. — Нам с тобой многое предстоит.
За дверью пахло грибами и сыростью. В углу я сразу узрел походный двумех, который перебрасывают через седло, и заплечную сумку, незаменимую в путешествиях. Секундой позже обнаружилась и оружейная, сшитая из непромокаемой кожи. Содержимым я остался доволен, но удивило отсутствие меча. Впрочем, Лю говорил, что меч появится несколько позже… Что бы это могло значить? Нашелся и сверток с одеждой, которую я не стал рассматривать.