Дразнящий запах шел от моего походного двумеха. Удивительно, как я его раньше не почуяла — наверное, уносило ветерком. Я проглотила набежавшую слюну. Надо поскорей разобраться с Цукой и устроить себе роскошный завтрак.
А после завтрака подумать над объяснениями — потому что мне слабо верится, что редкий и драгоценный плод сам собой свалился мне в сумку…
Цука на ходу нагнулся, поднял с песка оброненный лук и подошел ко мне.
— Неужели ты купалась в этой реке, госпожа Тури? — спросил он, кося глазом на двумех. Нос его вытянулся в ту сторону, как флюгер по ветру, и даже, кажется, стал заметно длиннее.
Купалась?.. Я вспомнила предыдущее утро — как я очнулась на крыше мельницы и вообразила себя загорающей. То загораю, то купаюсь — увеселительная прогулка, право слово.
— Нет, не купалась, — твердо сказала я. — Я, понимаешь ли…
Тут, видно, динна-хранительница осенила меня благодатным крылом, и на меня снизошло вдохновение. Есть! Есть убедительная ложь, которая объяснит Цуке все странности. И отобьет у него охоту что-либо выяснять. И вообще любую охоту отобьет.
— Я тут с приятелем, — небрежно закончила я.
К моему величайшему удивлению Цука степенно кивнул головой.
— Как же, видел я твоего приятеля, госпожа, — сообщил он. — Серьезный мужчина, с пониманием. Сразу за нож хватается.
— Джерх на..!
Я вовремя зажала себе рот ладонью. Не следует нарушать собственные принципы по пустякам. Всему есть разумное объяснение. Одно из трех: либо Цука сошел с ума, либо я сама рехнулась, либо… все остальные возможности спишем на магию. На милые недомолвки отправившего меня в дорогу колдуна.
Постой-постой, уж не идет ли чародей со мной вместе? Это сразу объясняет, как я вместо лесного озера оказалась у незнакомой реки. И другие странности объясняет — с одеждой, например. Только зачем он мне тогда в Айетоте мозги занавешивал? Сказал бы прямо — мол, вместе пойдем. Одна загадка взамен другой… не хочу!
— Ты, госпожа, меня с ним познакомь, — вел дальше Цука. — Глядишь, польза будет. А то я вижу — человек незнакомый, ну и чуть не пустил в него стрелу. Тогда зверюга на меня ка-ак прыгнет!
— Вулх, что ли? — невнимательно спросила я, обшаривая взглядом берег. Если Цука видел чародея — значит, он где-то недалеко. А если он где-то недалеко, то я быстро выясню все загадки.
— Вулх? — оторопел Цука. — Какой еще вулх? Я говорю — карса на меня как прыгнет! Та самая, которая у Беша живет. Я ее сразу не признал — испугался очень, думал, она мне сейчас кишки выпустит. А потом признал. Когда тебя, госпожа, увидел.
— Почему? — тупо спросила я. Колдуна нигде видно не было. И вулх куда-то подевался. Только Ветер стоял на самом берегу, передними копытами в воде, и разглядывал свое отражение. Что-то в картине окружающего мира показалось мне неправильным, но я никак не могла сообразить, что именно. Шевельнулся вон тот кустик, или это мне только показалось?
— Что «почему»? — не понял охотник.
Я наконец обратила на него взгляд и достаточную часть внимания.
— Почему ты узнал карсу, когда увидел меня?
Цука ухмыльнулся.
— Так все знают, что Беш…
Он не договорил. Короткая стрела просвистела над моим плечом и впилась ему в горло. Цука захрипел, сложился в поясе и тряпичной куклой повалился к моим ногам.
Я осталась стоять неподвижно. Это было лучшее, что я могла сделать.
Это было лучшее, что я могла сделать.
Они в любой момент могли изрешетить меня стрелами. Их было много — десятка полтора. Молчаливые люди с арбалетами выросли будто из-под земли и охватили полукольцом то место, где только что стояли и разговаривали мы с Цукой — а теперь я осталась одна. За спиной у меня была река, и можно было предположить, что кольцо загонщиков — почему-то именно это слово пришло мне на ум — там размыкается. Но как раз оттуда принесла Цуке смерть чужая стрела. И потому я стояла неподвижно, не оборачиваясь.
Серый вихрь обрушился со спины на арбалетчика, напряженно замершего прямо передо мной. Я смотрела ему в глаза, и я увидела, как осознание собственной смерти мелькнуло в них, когда стрелок валился наземь с переломанной шеей. Вулх молча бросился на соседнего. Но остальные загонщики не дрогнули, и наконечники их стрел все так же неотрывно следили за мной. А над вулхом взметнулась ловчая сеть…
В следующий миг прочная сеть упала и на меня.
Кажется, я временно потеряла способность к разумному поведению. Я орала, кусалась и лягалась, как стадо диких тегланов. Но добилась только того, что меня стукнули чем-то тяжелым по голове.
Я провалилась в темноту, и последним моим чувством было ощущение собственной непроходимой глупости.
Когда я пришла в себя, то обнаружила, что сижу в мешке. Вернее сказать, я была упакована в мешок по горло, а голова моя торчала наружу. Руки и ноги у меня были крепко связаны. Мешок со своим содержимым, в смысле со мной, находился в сетке, закрепленной на двух толстых и длинных жердях наподобие гамака. А жерди лежали на плечах у четырех носильщиков.
Отвратительный способ передвижения.
Особенно учитывая, что в мешок-то меня засунули в сидячей позе, но сам мешок при этом лежал на боку. Носильщики шли не в ногу, и при каждом шаге меня немилосердно дергало и встряхивало. Собственно, от тряски я и очнулась.