— Я чувствую путь, мастер Дост, — ответила я.
Воин поднял руку в кратком прощальном жесте и повернулся, чтобы идти. В последний момент я все-таки не выдержала и окликнула его:
— Мы… не можем тебе помочь?
— Нет, — скупо бросил Дост через плечо и зашагал прочь. Кровавый блик Четтана скользнул по длинному мечу, закрепленному у него на спине.
Я вздохнула, глядя ему вслед, и сделала шаг туда, где рядом со старой сосной переминался с ноги на ногу оседланный Ветер.
— Иди сюда, Корняга!
Пенек подбежал ко мне, шустро перебирая корнями, и вскарабкался по протянутой руке на плечо.
— Так кто там у оврага? — спросила я.
— Известно кто — хоринги, — скрипуче отозвался Корняга. — Которые вчера в нас стреляли.
Я посмотрела на кучку сломанных стрел с перепачканным кровью оперением.
Так вот откуда взялись эти стрелы — из наших пронзенных тел. Плоть оборотней исторгла чужеродные предметы на пересвете. Мда-а, серьезная, видать, была схватка. Прямо скажем, смертельная. Хоринги — это не какие-нибудь лесные разбойники. Со Старшими сражаться трудно. Сколько их хоть было-то?
— Хэй, Одинец, сколько их было? — окликнула я анхайра, взбираясь на коня.
Но ответил мне скрипучий корнягин голосок:
— Вроде пятеро. Двоих вы прикончили, а вот остальные…
Я тронула коня с места.
— Вперед, Ветер! А ты продолжай, Корняга. Рассказывай.
Сосновый лес дышал покоем, словно и не разыгралась здесь синим вечером — каких-нибудь полчаса назад — схватка, едва не стоившая жизни нам с анхайром. Наши души уже шагнули во Тьму, но вернулись. При этом
— Смутные дни! — перепутав тела. Хвала богам, пересвет возвратил нас с Одинцом каждого в свое тело. Что бы мы делали, если бы этого не произошло, и мы остались в чужих телах — ума не приложу. Да и прикладывать не хочу: жуть берет.
Мы и без того вернулись из вечной Тьмы измененными. Мне еще предстояло понять, какой след оставило это все в моей душе. Но пока я просто радовалась ярким краскам вновь обретенного мира.
Постепенно лес по правую сторону просеки превратился в смешанный. Стали встречаться платаны и клены, ольха и островки лещины. Громко щебеча, просыпались в ветвях птицы четтанского цикла. Вулх, радостно взмахнув хвостом, исчез в подлеске. Корняга на миг замолк — как видно, пытался проследить дальнейший путь вулха, — но сразу очнулся и продолжал свой скрипучий рассказ.
Темное небо, вот радость-то! Это ж у меня теперь есть свидетель всему, что происходит синим днем. Хотя чему я радуюсь? Сколько раз уже проверено: поганый пенек соврет, и сучком не скрипнет. Так что свидетель происходящего из Корняги — как из пьяного стрелок. Может, конечно, и в яблочко попасть… нечаянно.
— …а потом я отыскал кустик тысячесила, — бубнил Корняга. — Долго искал, потому что в сосновом лесу тысячесил вообще не растет.
— Спасибо, — искренне сказала я.
Хрен с ним, с Корнягой. Даже если и врет — пускай врет. Такая уж, видно, его деревянная натура. Зато вот проявил заботу, когда мне совсем плохо было.
— На здоровье, — проскрипел Корняга. — Так вот, принес я тысячесил и думаю — надо бы посмотреть, где хоринги…
Я слушала его вполуха, думая о своем и посматривая по сторонам. Просека вела нас на юг, слегка отклоняясь к западу. Четтан поднялся над лесом и заметно припекал мне макушку.
Почему-то мои мысли свернули к событиям предыдущего, красного пересвета. К тому моменту, когда мы с Одинцом снова встретились в человеческом облике под звездами. Я сердито фыркнула. Темное небо, ну мы с ним и уроды оба! Хорошую пару подобрал Лю-чародей для путешествия в Каменный лес. Что я, что Одинец — лопухи развесистые, а не оборотни. Вместо того, чтобы быстро излагать самое важное, мы уже второй раз, усмотрев друг друга в человеческом виде, ведем себя как влюбленные придурки.
В первый раз отвесили челюсти до коленок и пялились друг на друга, пока Четтан не взошел. В этот раз нас обниматься и целоваться потянуло. А дальше что, джерх на… Тьфу, пропасть!
Я расхохоталась — явно не в такт корнягиному рассказу, потому что пенек обиженно замолчал. Впрочем, смех мой был невеселым.
Если и есть под солнцами парочка, которой нет никакого резона влюбляться друг в друга, так это мы с Одинцом.
Впрочем, смех мой был невеселым.
Если и есть под солнцами парочка, которой нет никакого резона влюбляться друг в друга, так это мы с Одинцом. Пока Одинец — человек, меня свет Меара держит в зверином теле. Когда же я становлюсь человеком, Четтан обращает моего спутника в вулха. И даже если путь к У-Наринне позволит нам обрести полную память — после чего и синим, и красным днем мы будем оставаться сами собой — мы с Одинцом все равно будем принимать человеческий облик под разными солнцами.
Мадхету и анхайру не встретиться в человеческих телах иначе, как во Тьме под звездами, на красных пересветах Смутных дней. Текущих Смутных дней не так уж много осталось, и каждый день на наши головы сваливается новая неприятность. Разве будешь тут думать о любви? А до следующих Смутных дней нам по-любому не дожить. Хотя… знаю ли я наверняка, каков жизненный срок оборотня?
Не знаю. Потому что ни один из оборотней, про которых я слышала, до старости не дожил.