«Гермес, ведающий словесами, — говорит Ямвлих, — есть, согласно традиции, общий бог для всех жрецов; он ведет к настоящей науке, он есть один во всем. Вот почему наши предки приписывали ему все открытия и подписывали свои произведения именем Гермеса». Отсюда такое количество книг и речей, приписываемых Гермесу. Ямвлих говорит о двадцати тысячах, но не упоминает названия ни одной из них. Сорок две книги, о которых говорит Климент Александрийский, составляли настоящую духовную энциклопедию. Согласно Галиену, жрецы писали на колоннах, не подписываясь, то, что было придумано одним из них и одобрено всеми. Колоннами Гермеса служили стелы и обелиски, ставшие, по сути, первыми книгами, прежде чем был изобретен папирус. Согласно Яблонскому, имя Тот по-египетски обозначает «колонна». К сожалению для науки, вместо книг, упомянутых Климентом Александрийским, и тех, которые, согласно Плутарху, объясняли имена богов, мы имеем только философские произведения эпохи декадентства. Однако те герметические книги, которыми мы владеем, также имеют свою относительную ценность. Они знакомят нас с религиозной мыслью античности, не в ее наилучшей — но именно в ее последней форме.
Чтобы изложить всю систему герметической теологии, я не могу сделать ничего лучшего, как воспроизвести резюме, которое господин Вашро дал на эту тему в своей «Критической истории Александрийской школы». «Бог, — говорит он, — рассматривается здесь как принцип, который выше, чем разум, душа и все, чему он служит причиной[]. Благость не является его атрибутом, это само его естество; Бог есть Благость, как Благость есть Бог. Он есть небытие, поскольку он выше, чем бытие. Бог производит все, чем сам является, и содержит все, чего еще не создал. Совершенно невидимый в себе, он есть начало всякого света[]. Разум не есть Бог, он есть только от Бога и в Боге, так же, как смысл есть в Разуме, душа в смысле, жизнь в душе, тело в жизни[]. Разум отличается, но не отделяется от Бога, как свет от своего источника; он, как и душа, есть действие Бога, его сущность, если Бог вообще ее имеет[] Для Бога производить и жить есть одно и то же[]. Наконец, отличительная черта божественной природы есть в том, что ничто из того, что подходит иным существам, не может быть присвоено ему; он есть вещество для всего, не будучи ничем[]. По этому признаку узнают Отца всех вещей, Бога. Это есть блеск Блага, освещающий Разум, затем всего человека и превращающий его в поистине божественную сущность'». Бог есть всеобщая жизнь, все, чего отдельные существа суть только части; он есть начало и конец, середина и окружение, основа всех вещей, источник, питающий в изобилии, душа, дающая жизнь, добродетель, которая производит, Разум, который видит, дух, который вдохновляет». Бог есть все, все преисполнено им; нет ничего во вселенной, что не было бы Богом». Как Отцу Вселенной ему подходят все имена, но, поскольку он есть Отец всех вещей, никакое имя не может быть ему присуще». Один есть все, и все есть один; единство и совокупность суть тождественные слова в Боге»[].
Первая мысль, возникающая в уме при изучении этой философии, — это сблизить ее с философией брахманов. К примеру, в Бхагавадгите мы часто видим те же идеи, представленные в почти идентичных выражениях: «Я есмь источник и распространение Вселенной. Нет ничего более великого, чем я; от меня зависят вещи, как жемчужины, подвешенные на шнуре; я есть влажность в воде, красота в Солнце и Луне, святое слово в Ведах, сила в воздухе, мужество в человеке. — Я есмь запах земли, сияние огня, разум разумных, сила сильных. Я есмь вещи минувшие, настоящие и грядущие, но меня не знает никто. — Я наполняю Вселенную теплом, я держу и изливаю дожди, я есть смерть и бессмертие, я есть сущий и несуществующий, о Арджуна! — Я есмь родитель всех вещей, из меня развивается Вселенная. Я есмь дух, пребывающий в груди всех существ; я есмь начало, середина и конец». Так как нет убедительных доказательств существования контактов между Индией и Египтом, эти аналогии нельзя объяснить заимствованием. Но любопытно встретить у двух разных народов одинаковые доктрины наряду с одинаковыми общественными формами: пантеизм отвечает системе каст, как единобожие — монархии, а многобожие — республике.
Господин Вашро узнает в герметической теологии как неоплатоновские мысли и выражения, так и другие, заимствованные у Филона и в других иудейских книгах; в них также легко узнать египетский пантеизм, лишенный своих символических форм и переодетый в абстрактные формы греческой философии. Так, в надписи в храме в Саиз, цитированной Плутархом[] и Проклом, Нэйс (Neith) провозглашал: «Я есть все, что есть, что было и что будет». Согласно господину Руже, всевышний Бог определен в многочисленных формулах «Погребального ритуала» как «тот, кто существует сам по себе», «тот, кто сам себя бесконечно рождает»; в других текстах его называют «Господь сущего и несуществующего». Именно в этом Бог герметического пантеизма, благодаря которому и в котором все существует, этот вселенский Отец, чья единственная функция состоит в том, чтобы творить, тот, о котором книги Гермеса говорят нам: «Вечное не рождено иным, оно рождено самим собой или, скорее, оно творит себя бесконечно»[]; «если Творец есть не что иное, как то, что творит, он неизбежно творит сам себя, ибо именно творя становятся Творцом»[]; «он есть то, что есть, и то, чего нет». Идея, которую античные тексты передают как «уа эн уа», «один из одного», «тср(вто»; той пропои» у Ямвлиха, или «пау ти», «двойной Бог» или «двойное существо», то есть Отец и Сын, согласно сущности той мистерии, которую мы хотим разобрать[], — эта идея присутствует также в книгах Гермеса, где часто упоминается сын Бога[], Бог рожденный. Этим вторым Богом является мир, видимое проявление невидимого Бога». Иногда эта роль приписывается Солнцу[23], которое создает живых существ, как Отец творит сущности идеальные. В этом герметическая мысль приближается к древней египетской теологии. «Стела из музея в Берлине, — говорит господин Мариет (Mariette), — называет Солнце «первым рожденным», сыном Бога, Глаголом». На одной из стен в храме в Филе… и на двери храма в Мединет-Абу читаем: «Это оно, Солнце, сделало все, что есть, и ничто никогда не было сделано без него»,- то, что святой Иоанн точно в тех же терминах скажет о Слове четырнадцатью веками позже[]. «Третий Бог» герметических книг, человек[], рассматриваемый в своей абстрактной сущности, не лишен сходства с Осирисом, которого иногда принимают за идеальный тип человека; в «Погребальном ритуале» душа, предстающая перед судом, всегда называется «Осирис такой-то». Эта герметическая троица — бог, мир, человек — не более далека от древних египетских триад, чем от абстрактных концепций платоников.