17) Мир умопостигаемый зависит от Бога, мир чувственный — от мира умопостигаемого, и Солнце через мир умопостигаемый и мир чувственный получает для своей подпитки от Бога приток Блага, то есть творческую деятельность (Скотт; энергию, дающую жизнь). Кроме того, вокруг Солнца расположены восемь шаров», зависящих от него, круг неподвижных звезд», шесть шаров планет[] и единственный круг, окружающий землю[]. От этих шаров зависят демоны, а от демонов — люди, и таким образом всё и все зависят от Бога.
18) Вот почему Бог есть Отец всего сущего, Солнце есть их творец, а мир (Скотт; мир небесный) есть орудие этой творческой деятельности. Небо управляемо умопостигаемой сущностью, оно, в свою очередь, управляет богами[], а демоны, пребывающие в распоряжении богов, управляют людьми — вот как устроен сонм (Менар: пирамида) богов и демонов.
19) Бог творит все вещи для Себя Самого их посредством, и все вещи суть части Бога; а если они все суть части Бога, значит, Бог есть Все. Творя все вещи, Бог творит Самого Себя, и невозможно, чтобы Он когда-либо перестал творить, поскольку Он не может также и перестать быть. И как у Бога нет конца, так же и у деяний Его нет ни начала, ни конца[].
XVII.
…
Этот маленький фрагмент, следующий в рукописи сразу за трактатом XVI, содержит конец диалога между Татом и царем, возможно Аммоном. Айнарсон замечает, что по стилю он напоминает диалог между Аполлонием Тианским и индийским царем.
— Если ты поразмыслишь, о царь, ты увидишь, что среди тел существуют также и бесплотные.
— Какие? — спросил царь.
— Тела, появляющиеся в зеркалах, — не кажутся ли они тебе бесплотными? — Воистину, о Тат, твоя мысль чудесна, — ответил царь.
— Но есть и иные бесплотные. Например, формы: не кажется ли тебе, что они действительно существуют, хотя и бесплотные, формы существ не только одушевленных, но и неодушевленных?
— Ты глаголишь Истину, о Тат.
— Таким образом, бестелесные[] отражаются в телах, а тела — в бестелесных[], то есть мир чувственный отражается в мире умопостигаемом, а мир умопостигаемый — в мире чувственном. Посему почитай изваяния, о царь, ибо они также содержат в себе формы из мира сверхчувственного. Тогда царь встал и сказал:
— Пришло время, о пророк, чтобы я уделил внимание своим гостям. Но завтра мы продолжим нашу теологическую беседу на эту тему.
XVIII. О волнениях тела, сковывающих душу
…
Этот непримечательный фрагмент риторики в ритмической прозе соединяет несколько несвязных отрывков эпидиктической речи в похвалу «царям» (вероятно, Диоклетиану и ему подобным), составленной около 300-го года. Нет указаний на то, что эта речь была когда-либо произнесена. Текст содержит большое количество явных повторов и напоминает черновик, в котором ритор поочередно пробует различные формулировки для изложения одной и той же мысли. Не имея отношения к Гермесу или его ученикам, этот псевдотрактат XVIII своему вхождению в Герметический Свод обязан, вероятно, только некомпетентности редактора, который дал себя увлечь высокопарным восхвалением богов, кстати сказать, совершенно банальным, некоторых фрагментов речи. Общее название трактата соответствует только параграфам 1-6, в которых автор в виде вступления развивает тему школы. Более соответствует теме второе название, помещенное перед параграфом 11.
1) Если музыкант, ожидающий благозвучия музыки, останавливается, разочарованный плохой настройкой инструментов, он оказывается в смешном положении. Ведь когда инструменты оказываются слишком слабыми для исполнения того, что от них ожидалось, слушатели непременно высмеивают музыканта. Напрасно он изо всех сил пытается проявить свое мастерство и обвиняет слабость инструментов. Музыкант по своей природе, Бог не только производит благозвучие пения, но и придает соответствующий ритм музыки каждому отдельному инструменту, он неутомим, ведь Богу не присуще утомляться.
2) Если музыкант желает посоревноваться с иными в своем мастерстве, когда тромпетисты показали свой великий талант, когда флейтисты выразили тонкость мелодии, когда лира (Фестюжьер: свирель) и смычок сопроводили пение, а один его инструмент не послушался, то не обвиняют ни вдохновение (Фестюжьер: дуновение) музыканта, ни Верховное Существо. Музыканту воздают почести, которые он заслуживает, а обвиняют трещину в инструменте за то, что она создала препятствие самому прекрасному, помешав музыканту в его пении и лишив слушателей сладостной мелодии.
3) Так же, что касается нас, нельзя по причине слабости нашего тела обвинять наш род (Менар: автора нашей расы). Нужно знать, что Бог есть неутомимое дуновение, он всегда в хороших отношениях с присущим ему умением, получающий удовлетворение от своей непрерывной деятельности, вечно распространяющий (Фестюжьер: использующий) свои благодеяния, которые всегда одни и те же.
4) Если, например, материя, используемая Фидием-ваятелем, не подчинилась его намерению создать совершенное творение[], (…и если бы) певец исполнил свое произведение, как только мог, то не его мы должны обвинять, но несовершенство струны, которая, чтобы ослабить свое напряжение (Менар, Айнарсон: уводя ноту вверх или вниз), лишила мелодичности прекрасную песню.