— Молодец. — Он одобрительно постучал по столу закрытой гелевой ручкой. — Внимательность, является отличительной чертой перспективного агента.
Так он хвалил. Не человек — машина.
Он отложил ручку и глянул Фели в глаза. Этот взгляд она переносила с трудом, странный, тяжелый, будто из-под маски. Лесик говорил, что такой у всех кэгэбэшниов. Его превосходительство потянулся к коробке «Беломора».
— Значит на картине нарисованы духи?
Девушка кивнула.
— Духи… А какие именно, ты обратила внимание? — Его превосходительство понюхал папиросу, неторопливо размял ее толстыми пальцами и достал зажигалку.
— Фоновые. В основном природные листоруки и два собачьих наездника. Но собак рядом нарисовано не было. И вообще духи метались возле трамвая, как сборище сумасшедших. Так не бывает.
— Ну и что? — довольно сощурился Его Превосходительство, прикурил и снова взял ручку.
Так не бывает.
— Ну и что? — довольно сощурился Его Превосходительство, прикурил и снова взял ручку. — Многое в этом деле выглядит странным, поэтому я его и согласовывал с Москвой. Но все равно налицо попытка Прорыва. Когда размотаем, будет твоя первая премия.
Он перекатил ручку по глади стола и Фели невольно задержала на ней взгляд.
— Если попытка Прорыва заканчивается смертью жертвы, надо искать контактных. — процитировал Иван Сергеевич инструкцию. — Свободно охотящийся десантник всегда выбирает жертву из близкого окружения предыдущей.
— Поэтому все три жертвы были художниками? — уточнила девушка.
— Да. Скорее всего. — Он задумался. — Может быть раньше мы просто не замечали чего-то? Может никто до тебя просто не обращал внимания на рисунки жертв? Мы ведь привыкли основываться на дневниковых записях, которые почти всегда ведут жертвы. А тут вместо дневника картины. В конце концов он художник, а не писатель… Нормально, нормально. А то если отвлекаться на мелочи, это может завести очень далеко от премии.
Иван Сергеевич задумался и зачем-то переложил папку с одного края стола на другой. Фели поняла, что наконец можно вставить словечко.
— Вы обратили внимание на закрытое холстиной зеркало в моем отчете?
Его Превосходительство посмотрел на нее удивленно и, пустив к потолку сизое облако, задумался. Фели принюхалась. То ли одеколон был у шефа пахучий, то ли «Беломор» особенный. При каждой затяжке табак громко потрескивал, разгораясь ярким угольком.
— И что? — спросил он через некоторое время. — Я заметил, что ты акцентировала на нем внимание, но не понял зачем.
— Я просто хотела узнать, Вы уже сталкивались с подобным, или я нашла что-то новое? — спросила Фели как можно более равнодушно.
Она даже в окошко посмотрела для верности. За окошком накрапывал дождь и сутулясь ходили прохожие.
— Нет. А что тут такого? Сумасшедший может вытворить и не такое. Не думаю, что это представляет для нас практический интерес. У художников неустойчивая психика.
Он подозрительно глянул на девушку.
— Подожди-ка… Помнится, сразу после вербовки, ты пыталась говорить о бесплотных, которые живут в зеркалах. Это что, навязчивая идея?
— Нет. Просто воспоминание. — вздохнула Фели.
— Ладно. Но чтоб я больше об этом не слышал. Зеркала никаким образом не связаны с тонким миром. Это не вписывается ни в какие рамки теоретической экзофизики. Антинаучно это. У нас работа и так на грани поповских сказок, так что не пристало агенту Института до них скатываться.
Девушка подумала, что сейчас он начнет расписывать свое боевое прошлое.
— Ваше поколение, — оправдал он ее ожидания. — Слишком много насмотрелось ужастиков и начиталось мистики. Еще эта модная сейчас вера в Бога… Тоже с толку сбивает. Вот вы и начинаете везде высматривать с одной стороны происки Сатаны, а с другой промысел Божий. Для вас тонкий мир становится доказательством чуда, чем-то экстраординарным. А вот мы в семидесятых годах верили в одно — в науку. И радовались, что ученые наконец-то создали прибор, в который можно рассмотреть лептонные структуры. И когда оказалось, что эти структуры формируются в псевдомассивные живые существа, влияющие на психику и здоровье людей, многие офицеры госбезопасности записались добровольцами в новый, сверхсекретный отдел.
Мы чувствовали себя не попами, как вы, а космонавтами в новом пространстве, открытом людьми. В отчетах тонкий мир назывался тогда «экзофизически наблюдаемым пространством», а бесплотные твари «лептонными формами» и у нас не возникали дурные мысли, как у вас, завербованных агентов. К тому же платили в четырнадцатом отделе значительно больше. Мы открыли новый фронт и вели войну, незримую для большинства людей. Мы были героями, это был наш основной стимул. А вы пытаетесь стать попами и бить чертей в экзофизически наблюдаемом пространстве. Нет там чертей! Так что давай с тобой договоримся — работа одно, а бабушкины сказки, гадания и прочая чушь — совершенно другое. Можешь даже в церковь ходить. В свободное от службы время. Но чтоб на твоих отчетах это не отражалось никак. Я тебе говорил, что внимательность — это черта перспективного агента?
Его Превосходительство придавил бычок в пепельнице.
Фели кивнула.
— Тогда добавлю еще — воображение, черта бесперспективного агента.