Дядя Миша заезжал за ней рано утром на своем стареньком «Москвичонке» и они долго-долго ехали по разным дорогам, через мосты, через железнодорожные переезды, подолгу ожидая, когда пройдет длинный, перемазанный в мазуте товарняк.
Они ехали по асфальту и дядя Миша специально набирал скорость, чтобы на неровностях дороги в животе щекотало от ощущения полета. Они ехали по беконечным проселкам и тогда Инна забиралась на заднее сиденье с ногами, глядя, как позади вихрится длинный-предлинный шлейф пыли. Потом она уставала и ложилась на том же сиденье. С закрытыми глазами она представляла, будто не едет, а летит в самолете выше всех облаков.
Они ехали через леса, от которых постепенно оставались узкие лесополосы, а потом ехали через степь, по которой катились широкие волны колеблющейся от ветра травы. Инна открывала окно, высовывала голову наружу и хохотала в восторге от скорости, лета и приближающегося счастья. Она захлебывалась ветром и никто не бурчал, что она простудится. Может именно поэтому она никогда не простужалась в дороге, хотя дома даже неосторожный сквозняк нередко укладывал ее под пропахшее микстурой одеяло. В такие дни мама становилась рядом с кроватью и что-то долго невнятно шептала, отчего сразу делалось легче — и температура спадала, и голова переставала болеть.
Вечером солнце садилось в степь. Дядя Миша всегда съезжал с дороги подальше, останавливал «Москвичок» и выводил Инну под алое небо.
— Раньше люди думали, — говорил он. — Что солнце, это бог.
А оно уже прижималось к земле, огромное, красное, чуть сплюснутое и трава от него была красной, и небо.
— Бог, не бог, а уважение к нему надо иметь. — добавлял дядя Миша. — От него все добро в мире — и свет, и тепло. Давай его проводим.
Давай его проводим.
Инна не возражала.
Они стояли взявшись за руки и ждали, когда от солнца останется сначала три четверти, потом половинка, и совсем скоро четвертушка. Молчали, а ветер все крепче дул в спину, щелкая краями голубого ситцевого платья.
— Куда уходит солнце? — однажды спросила Инна, вдыхая пряный аромат трав. — Мама говорит, что оно просто крутиться вокруг Земли. Это правда?
— Для тех, кто не верит в чудеса — правда. — ответил он. — Но не надо отказываться от чудес раньше времени.
— А если по-чудесному, что с ним становится там, за краем?
— Оно уходит в страну, где раньше жили все люди, а теперь только птицы и звери. Там оно отдыхает и набирается сил, потому что это страна счастья.
— Я знаю. Иркина бабушка называет эту страну «рай». Там раньше жили люди, а потом они осрамились и Бог их выгнал оттуда. Бог это злой волшебник?
— Нет, он добрый. Вряд ли он мог их выгнать, скорее это сделал кто-то другой.
— Злой волшебник?
— Да. Только я не знаю, как его звать.
— А если бы знал, ты б его победил?
— Разорвал бы на части! — рассмеялся дядя Миша.
— Значит ты, такой взрослый, все еще веришь в сказки?
— Знаешь, очень многие взрослые верят в сказки и от этого их жизнь вовсе не становится хуже. Только лучше.
— Почему?
— Потому что всегда бывает то, во что веришь.
Солнце село за край земли, оставив в небе полыхающий хвост заката.
— Пойдем. — сказал дядя Миша. — Надо еще палатку поставить.
Инна очень любила ночевать в палатке — маленький брезентовый домик почему-то вызывал у нее ни с чем не сравнимое чувство защищенности и уюта. А за мягкими стенами в темноте страшно вскрикивали ночные птицы, и трава шуршала, будто вокруг ходил великан.
Иногда любопытство пересиливало страх темноты и тогда Иннна по плечи высовывалась наружу, глядя, как в черноте неба расцветают огромные звезды, каких никогда не было в городе.
Утром они шли умываться к озеру. Было прохладно, а над водой висело плотное покрывало тумана. На глинистом берегу рос камыш, а чуть дальше от воды густые заросли болиголова.
— Хочешь сделаю тебе дудочку? — улыбнулся дядя Миша.
— Хочу! — Инна даже в ладоши захлопала от радости.
Дядя Миша срезал стебель складным ножом, затем отмерил нужную длину и снова обрезал.
— Пусть чуть просохнет пока завтрак готовится. Сделаю до отъезда.
Вода за ночь остыла и приятно холодила лицо. Сквозь нее было видно плоские, чуть поросшие бархатной зеленью камушки. Еще Инна заметила стайку мальков, но они испугались и уплыли, когда она зачерпнула воду рукой.
Костер дядя Миша разводить не любил. У него для стряпни был специальный бронзовый примус, на который он ставил маленькую, почти игрушечную сковородку. Примус свистел и фыркал, а в сковородке грелся извлеченный из банок «Завтрак туриста». Инна говорила на него «ужасная смесь».
Дядя Миша сделал дудочку в срок, как и обещал — он всегда выполнял свои обещания. Всегда-всегда.
— Она волшебная.
— подмигнул он, протягивая игрушку.
— Не бывает. — отмахнулась Инна.
— А ты попробуй, подуй.
Она дунула, но звука не вышло.
— Сильнее! — рассмеялся дядя Миша.
Инна дунула сильнее и дудочка выдала длинный, очень чистый звук.
— Здоровско! — у Инны от счастья заблестели глаза.
— Видишь, тут девять дырочек. — показал он. — Если их по-разному прижимать, то получаться разные ноты. Можно сыграть любую музыку. Давай, покажу.
Он взял дудочку и без запинки сыграл «В траве сидел кузнечик». Инне это показалось очень сложным занятием.