— Не знаю. Но в этом городе все нестабильно — и ход случайностей, и время, и даже пространство. Эмоции людей зависят от того, в какую сторону дует ветер, а ветер иногда зависит от происходящего с людьми. Это кажется странным, но если пожить тут долго, начинаешь привыкать. Может кто-то просто понял законы этого города? Иногда мне кажется, что я и сам близок к разгадке. Вот сегодня… Город был к нам агрессивен, да?
Инна осторожно кивнула.
— Он мог бы нас даже убить.
— Он мог бы нас даже убить. Но чем ближе мы были друг к другу, тем труднее ему было с нами играть. И он словно чувствовал, словно специально старался нас разлучить. Ты почувствовала?
— Да…
— Он то пугал тебя, то вызывал ко мне злость или обиду и тогда получал власть. Но пока мы держались за руки…
— Я помню… — шепнула девушка.
— Мы сами управляли им, как хотели. Я еще никогда, ни с кем не чувствовал себя так. Во всем Питере есть только одно место, где город совершенно бессилен, но мы не дошли туда, ты испугалась и убежала. Это одна из могил на Смоленском кладбище, именно ее я и хотел тебе показать.
— В ней есть что-то особенное?
— Нет. Обычный крест, сваренный из железных труб. И надпись: «Инженер Ю. М. Семецкий, 1897-1932». Рядом с ней ощущение, будто город пропал, что его нет вообще, только лес кругом, до самого края мира. Но когда мы держались за руки, я чувствовал почти тоже самое — будто мы с городом в разных пространствах.
— В разных фильмах. — поправила Инна.
— Да, наверное… Но там, на могиле инженера Семецкого, я проделывал забавный фокус. Я пробовал сам управлять случайностями, не чувствуя давления города. И у меня получалось. Мне кажется, что получится и сейчас, когда мы с тобой просто сидим в одной комнате.
— А что за фокус? — опасливо спросила она.
— Вот если десять раз бросать монетку, то сколько раз выпадет «орел»?
— Не знаю… — ответила Инна. — Наверно поровну.
— Верно. По статистике так и должно быть.
Он подбросил монетку, поймал и звякнул о стол.
— Орел.
Затем пять раз подряд он снова выбросил «орла», потом две «решки» и два «орла».
— Восемь раз. Почти как там. Но там у меня получалось и девять, и десять. Я даже понял, от чего зависит количество выпаданий. Если хоть на мигу усомнишься в собственных возможностях, монетка падает, как попало. Но если не бояться, если верить, что сможешь… Может люди смогли бы даже летать или проходить сквозь стены, если бы не считали, что это за пределами их возможностей.
— Бред… — качнула головой Инна.. — У меня ощущение, будто я под гипнозом.
— Могу его усилить. — усмехнулся Сергей. — Ты видела выборку из моих фотографий?
— Краем глаза.
— Нет, не тот ворох, который я снимал специально, а случайные снимки на тех же местах.
— Ты не показывал.
— Ну так смотри.
Он достал из шкафа пластиковый альбомчик, на обложке которого пылал алый мак в зеленой траве.
— Вот одна из самых жутковатых фоток. — он раскрыл альбом посередине и положил перед Инной.
Она глянула и замерла от неожиданности.
Снимок был в странном ракурсе — фотоаппарат в момент экспозиции косо держали у самой земли. К тому же явно снимали «мыльницей». На отпечатке хорошо виднелась площадь Труда и довольно много народа, в общем самый обычный снимок, если бы через площадь не шла колонна зэков. Двадцать человек. Все в полосатых шапочках и в таких же робах, на спине каждого, под левой лопаткой, вышита большая красная мишень.
Но больше всего Инну поразили конвойные — это были две большие, поросшие шерстью гориллы, с короткими автоматами наперевес.
— Это шутка? — осторожно спросила Инна, чувствуя, как холодеет спина.
— Нет. Я делал снимки для рекламы фотоаппарата. По задумке режиссера я должен был снять трехлетнего малыша с «мыльницей» на фоне стеклянной пирамиды перехода. Я его и снял несколько раз. Но оказывается в рекламном образце фотоаппарата, предоставленном фирмой, была заряжена пленка и малыш, балуясь с кнопкой, сделал несколько снимков.
— Ты хочешь сказать, что эта процессия реально ходила по городу? Да все газеты бы уже пестрели заголовками про вооруженных автоматами обезьян.
— А ты посмотри внимательней. Видишь, куда обращены лица всех людей на площади? Куда угодно, но только не в сторону колонны. Лишь один маленький мальчик, вот он, виден, показывает на гориллу пальцем. Но его мама так увлечена разговором с папой, что не обращает на призывы сына никакого внимания.
У Инны чаще забилось сердце.
— Я уже видела эти робы. Видишь белые полоски на рукавах? На них должны быть шестизначные номера.
Сергей взял со стеллажа линзу и посмотрел на снимок через нее.
— Рассказывай. — поднял он голову.
Инна задумалась.
— Нам в институте назначили экскурсию… — сказала она, остановив взгляд на картине с японским бамбуком. — В лабораторию пограничных состояний психики. Она на восьмой линии, рядом с тридцатым отделением милиции. Там на зэках проводят какие-то опыты, и на обезьянах тоже. Еще там собаки были, подключенные к каким-то приборам. Очень странное место. Если честно, я так и не поняла, для чего нас туда водили. Игорь, лаборант, молол чепуху, которая там казалась оправданной, но сейчас я с трудом вспоминаю, о чем он говорил. Разночастотные колебания, сон, сурдокамеры, из которых люди пропадают сами собой… Сейчас мне кажется, что это была глупая шутка или… Или над нами со Светкой проводили какой-то опыт. Просто водили и смотрели, как мы отреагируем на увиденное. Светке было побоку, а я испугалась. Подожди… — Она глянула Сергею в лицо. — Ты с ними в сговоре, что ли? Специально мне эту фотку подсунул?