Но вот советник Нарай запретил ростовщичество, и ему показалось, конечно, обидным платить заграничным ростовщикам такие проценты, за которые собственным ростовщикам клеймили лоб.
К тому же осуйский консул держался очень вызывающе. Как?то на приеме у Ишнайи он рассуждал о храбрости варваров. Нарай подошел к беседующим и сказал:
— Сдается мне, что тетивы луков, которым стреляли ласы, были проданы им Осуей.
— Мы, — ответил консул, — продаем то, на что есть спрос. Ласам мы продаем лубяные тетивы для луков, а вам, господин Нарай, можем продать конопляные веревки для виселиц.
А другой раз Айр?Незим сказал так: «В империи теперь два государя, одного зовут Нарай, а имени другого я что?то не упомню».
Все были шокированы таким поведением, и решили, что господин Айр?Незим зря распускает свой язык, и что Осуе теперь не видать процентов, как собственных ушей. Но мало того, что Нарай решил не платить процентов! Он представил государю смету доходов, которые Осуя получила от соляных и шерстяных монополий, и по этой смете с хитрой арифметикой вышло, что не только и проценты, и основную сумму банк давно получил, но что он еще и нажился за счет казны на двадцать три миллиона, и что хорошо бы эти двадцать три миллиона получить обратно. Документ был совершенно хамский, хотя и весьма талантливый, и Айр?Незим просто взбеленился, когда узнал, что одним из его соавторов является десятый судья Нан.
И вот, когда, покинув Шаваша, господин Нан явился в управу советника Нарая, тот встретил своего молодого помощника очень весело. Если бы это был не господин Нарай, можно было бы сказать, что он танцевал.
— Да, — сказал Нарай, — могу вас поздравить, государь подписал проект о прекращении выплат осуйского долга.
Завтра, в Зале Ста Полей, Айр?Незим выслушает указ!
Нан поклонился и произнес:
— Множество вещей, полезных для государства в принципе, вредят ему в данный момент. Не лучше ли подождать до той поры, пока варвары не покинут столицу?
Но Нарай только отмахнулся:
— Этого требуют интересы государства, — сказал он, — к тому же я больше не желаю теперь насмешек Айр?Незима!
Господин Нарай продиктовал ему несколько мыслей, подлежащих обработке, и вдруг спросил:
— А что делает господин Андарз?
— Господин Андарз, — сказал Нан, — вчера сочинил стихи о месяце, который плавает в пруду как желтый кораблик. Он выразил в них желание забраться на лунный кораблик и уплыть на нем далеко?далеко.
Старый чиновник вдруг поднял голову и стал смотреть на почтительно стоявшего Нана, и будь у Нарая вместо глаз два сверла, они бы мигом провертели в чиновнике дырку.
— У вас острый язык, господин Нан, — сказал Нарай, — хотел бы я знать, что вы говорите про меня Андарзу.
— Я, — сказал Нан, — говорю Андарзу, что вы думаете о благе государства, и от этого он каждый раз принимается хохотать, потому что господин Андарз находит очень забавным, что бывают люди, которые думают о благе государства.
— А вы думаете о благе государства, господин Нан?
— Да, — сказал Нан, — все мои помыслы — о благе государства.
Нарай кивнул головой, полузакрыл глаза. Казалось, ответ Нана вполне удовлетворил его. Вдруг он проговорил:
— Вы слыхали, как чиновник Аян клялся в верности Золотому Государю?
И, не дожидаясь ответа:
— Он повесил правую руку в лубок, будто сломав ее, и поклялся в верности левой рукой: а правой рукой он в ту же ночь поклялся в верности заговорщику Канане, — и так он ходил два месяца, то по надобностям правой руки, то по надобностям левой руки.
— Я могу поклясться обеими руками, — сказал тихо Нан.
— Не надо. Идите. Я вполне вам верю, господин Нан, что вы день и ночь думаете о благе государства, как и я. Я почему?то не уверен, что под благом государства вы понимаете то же, что и я.
Назавтра Айр?Незим явился в Залу Ста Полей.
Дело было ровно в полдень: драконы, высеченные из яшмы, обвивались вокруг колонн и глядели на Айр?Незима страшными многогранными глазами, и огромные светильники чистого золота покачивались в солнечных лучах. Государь восседал на аметистовом троне. По одну сторону трона стоял господин Нарай, по другую — господин Андарз. На голове государя сверкала корона, которую государю преподнес в прошлом месяце советник Нарай: корона была сделана из золота и драгоценных камней, конфискованных у преступников. В одной руке государь держал медное зеркало, поглядев в которое, он видел все, что происходит в государства, а другой сжимал шнурок, на котором висела государственная печать. В белом платье государя была тысяча складок и ни одного шва. Что касается первого министра Ишнайи, то он почел нужным явиться в Зал Ста Полей с веревкой на атласном воротнике, и с волосами, посыпанными пеплом.
Айр?Незим вступил в зал. На душе у него было так скверно, словно он съел мышь, но он не подавал и вида.
Господин Нарай склонился к уху государя и прошептал:
— Этот негодяй явился требовать выплаты процентов по государственному займу. Ни в коем случае нельзя соглашаться. Эти люди уже трижды получили с нас свои деньги!
— А вы что скажете, господин Андарз, — спросил государь.
— Я скажу, — промолвил Андарз, — что нет ничего приятней, чем не платить своих долгов, но что по новому уложению господина Нарая тот, кто не платит свои долги, лишается больших пальцев на обеих руках.
Айр?Незим остановился около Ишнайи, и тот приветливо поклонился ему и спросил, как чувствует себя его супруга, в Осуе? Айр?Незим усмехнулся и ответил: