— Удивительное дело, — сказал Нарай. — Каждый человек понимает, что, если перекрасить ассигнацию и подрисовать на ней цифры, — это преступление. Но если, допустим, человек покупает за десять журавлей штуку шелка, а потом перепродает ее за сто журавлей, — чем это отличается от перекрашивания ассигнаций? Некоторые говорят, что перекупщик затратил время, проявил хитрость и смекалку. Но разве тот, кто перекрашивал ассигнацию, не затратил времени и смекалки?
Нан согласился с рассуждением господина Нарая.
— Хотел бы доложить вам о результатах своей поездки, — сказал Нан, кланяясь и протягивая доклад.
— Оставьте, господин Нан! — поморщился Нарай. — Дрязги рабов и сплетни женщин, мелкие раздоры большого дома, господин, который стравливает слуг, как петухов: мудрено ли, что любой из них перегрыз бы ему шею, если б нашел способ уберечь при этом свою? Государственному мужу не подобает забивать голову пустяками, все его мысли должны быть о благе народа.
Чиновники сели и заговорили о тринадцати видах учета. Суждения господина Нана все были самые проницательные.
Вдруг советник Нарай полюбопытствовал:
— Что вы думаете о торговле с Осуей?
Молодой чиновник поклонился:
— В настоящее время существует три способа торговли между империей и Осуей. Первый, самый прибыльный — это когда патриции из банка Осуи отправляют товары под видом подарков государю. Прибыль от этой торговли делят между собой верхушка осуйского банка и высокопоставленные чиновники Дворца. Они, используя свое влияние, побуждают казну возмещать дары в дцадцатикратном размере, наносят непоправимый вред государству.
Второй вид торговли, — это когда провинциальные чиновники и люди из столичных ведомств снабжают осуйские корабли своими пропусками. Этим занимаются люди среднего положения.
Третий вид торговли, — это контрабанда на границе, когда крестьяне ходят по горам туда и сюда, носят с собой то гвозди, то соль. Этой торговлей люди занимаются от нищеты.
Советник Нарай подошел к окну и развернул шторы: вдали лениво блеснула излучина реки, и круглые суда на пристани: окна кабинета выходили прямо на Осуйский квартал.
— Они грабят народ, — закричал Нарай, — они сосут костный мозг государства, и они делают это руками наших же собственных чиновников, и они используют наши же мысли и установления! Бедствий народа, возникающих от этого, не перечислишь! Прибылей взяточников не сочтешь! В стране есть все: она не нуждается во внешней торговле! Если на то пошло, она не нуждается и во внутренней! Необходимо запретить обмен с Осуей и конфисковать все товары осуйских торговцев, а показания их, данные при допросах, использовать для того, чтобы расправиться с негодяями, нажившимся на крови государства! Девять лет я вынашивал подобный доклад, три месяца я держу его готовым: завтра же я представлю доклад императору!
Был уже час Овцы, когда Нан вышел из управы советника Нарая и так раскричался на носильщиков, что те в четверть часа добежали до дворца господина Андарза.
Эконома Дии за обедом не было: Нан заметил в углу, среди стеклянных фигурок часов, давешнего мальчишку, Шаваша.
За второй переменой блюд Андарз вдруг указал на Шаваша:
— Знаете, Нан, как мальчишка научился читать? Слушал глашатаев, запоминал слова указа и сличал звуки с буквами на столбе!
— Советник Нарай доставил ему изрядную практику, — заметил Теннак.
— Быть такого не может, — злобно вскричал Иммани, — чтобы глупый мальчишка научился читать по указам!
— А ну?ка прочти последний указ, — потребовал Андарз.
Шаваш сделал глупую мину и сказал:
— В целях искоренения неправедности и поощрения праведности! Чтобы добрые смеялись, а злые плакали! Повелеваю: каждой хозяйке взять четверик красноречия, да полфунта ключевой воды, да полфунта целомудрия, купленного в веселом доме, да полфунта справедливости, купленной в судебной управе, да и питаться этим для экономии риса. А когда придут в управу за полуфунтом справедливости, брать с пришедших по ишевику за порцию, а тех, кто не придет, сослать в каменоломни.
Андарз и Теннак захохотали, Иммани захихикал по?девичьи. Астак, сын Андарза, вскочил из?за стола:
— Стыдно, — закричал юноша, — стыдно! Справедливый чиновник пытается навести порядок в государстве, — продажные твари осыпают его насмешками и клеветой!
И выбежал вон. Нан подумал, встал и вышел за ним. Андарз, с совершенно бледным лицом, созерцал Шаваша.
— Надобно доучить его грамоте, господин Иммани, — сказал Андарз.
Иммани покраснел от обиды, как рак, брошенный в кипяток.
— Я доучу его грамоте, — сказал огромный Теннак.
Через десять минут Нан вернулся: нити кружев его кафтана намокли и прилипли к темно?красным обшлагам, как бывает, если прижать к себе плачущего. Андарз проводил эти мокрые рукава завистливым взглядом.
Уже подали сладкую дыню, и орешки, сваренные с маслом и сахаром, когда Андарз спросил, о чем Нан беседовал с господином Нараем.
— О, — сказал Нан, — он поручил мне обработку проекта об украшении города.
— И какие практические меры он предлагает?
Нан усмехнулся.
— Я еще не дочитал до конца. Я застрял на седьмой странице, где господин Нарай делится своими познаниями в зоологии и сообщает, что животное под названием «небесный огонек» имеет черную блестящую шкурку, и, в присутствии императора склоняет свою голову, а в присутствии злого чиновника закрывает глаза лапками и поворачивается к нему спиной.
Я застрял на седьмой странице, где господин Нарай делится своими познаниями в зоологии и сообщает, что животное под названием «небесный огонек» имеет черную блестящую шкурку, и, в присутствии императора склоняет свою голову, а в присутствии злого чиновника закрывает глаза лапками и поворачивается к нему спиной. Где?то там в конце было про запрет есть на городских площадях фиги, и заплевывать мостовую косточками.
— А причем здесь животное? — ошеломленно спросил Андарз.