Во время голода, присваивая казенное зерно, ссужал его крестьянам под десятикратные проценты; пользуясь наличием в своем районе какой?то безвредной секты, выдумал бунт и умиротворил район до полного запустения; выстроив на морском берегу виллу с башней, зажигал в башне ложный маяк и грабил разбившиеся корабли, а капитанов их ссылал в каменоломни за управление казенным кораблем в пьяном виде; и он попался на том, что ради любовницы проел имущество отлучившегося друга, а потом оклеветал его. Изо всего этого даже не очень прозорливый человек мог заключить, что Иммани был дрянь, каких мало, и совесть у него была меньше мышиного хвостика. Нан подумал, что на месте Андарза он не стал бы держать при себе такого человека. Безопаснее было бы поступить с ним так, как сын Андарза поступил с кошкой своего наставника.
Нан подумал, что на месте Андарза он не стал бы держать при себе такого человека. Безопаснее было бы поступить с ним так, как сын Андарза поступил с кошкой своего наставника.
Да, что касается матери Астака, — Андарз утопил женщину шесть лет назад, застав на ней какого?то свечного чиновника. Чиновнику же лично отрезал его кукурузину, отчего тот через неделю помер.
Вечером Шаваш, словно лисенок, скользнул в ворота усадьбы господина Андарза. Он хотел пробраться в людскую, но на садовой дорожке, рядом с беседкой, похожей на розовый бутон, его застукал секретарь Иммани.
— Негодяй! — сказал секретарь, взяв Шаваша за ухо. — Ты куда сбежал?
Шаваш пискнул.
Занавесь беседки раздвинулась, из нее показалась голова эконома Дии.
— Это что там такое, — раздался из глубины беседки голос императорского наставника.
— Да ничего. Это два раба дерутся, — громко ответил эконом.
Секретарь страшно побелел и выпустил ухо Шаваша. Вдруг он сжал виски руками и бросился вниз, по садовой дорожке.
Эконом, прикрывая окошко, сказал:
— Нельзя держать рабов просто для роскоши! Надобно извлекать из них выгоду. А то вот, этот мальчишка: кто может поручиться, что он сегодня не воровал на рынке?
Шаваш дождался, пока эконом вышел из беседки, и нахально скользнул внутрь.
Императорский наставник оторвался от бумаг.
— Ах ты дрянь, — сказал Андарз, — ты куда сбежал от господина Иммани? Тот совсем заблудился, вымок в канаве!
— Я никуда не сбежал, — сказал Шаваш, — я остался.
— Пожалуй, — проговорил Андарз, — я все?таки пошлю тебя в мастерскую. Как можно: сбежать от чиновника, посланного утешить убитую горем вдову!
— Не очень?то она убита горем, — возразил Шаваш.
Андарз только молча всплеснул рукавами от такой наглости.
— У господина Ахсая, — сказал Шаваш, — была лавка в столице, в Осуе и в Аракке. Он боялся завести себе приказчика, из скупости и из опасения, что тот донесет на него властям. Поэтому он купил себе трех жен, по одной в каждую лавку. Ведь жена не имеет права давать показаний против мужа. Сначала все шло хорошо, но потом жена из столицы спуталась с красильщиком по имени Дануш, а по прозвищу Моховик. Она влюбилась в него и стала требовать развода, а Ахсай не давал ей развода, потому что она вела все дела в его отсутствие и слишком много знала. Позавчера Дануш Моховик услышал, что Ахсай вернулся и ночует в веселом месте. Он пошел в это веселое место поговорить с Ахсаем. Сказал: «Если он не даст тебе развода, я его убью». Но сегодня, когда они ругались с женщиной, он сказал, что не видел Ахсая.
Андарз посмотрел на мальчика внимательно и удивленно. Про лавку в столице и лавку в Осуе он, конечно, знал, а вот семейные дела покойника были для него новостью.
— Как называется веселое место?
— Не упоминали, господин.
— О чем они говорили еще?
— Дануш Моховик требовал, чтобы женщина переехала к нему, а та возражала, что если это сделать, то она потеряет обещанный вами домик и много денег, а до вас дойдет слух, что дело нечисто.
— А как ты это выяснил, — спросил Андарз.
Шаваш вынул из?за пазухи крупное яблоко.
— У безутешной вдовы в саду, — сказал Шаваш, — растут дивные яблоки. Я подумал: «Все равно, когда она уедет, эти яблоки оборвут всякие негодяи. Справедливей, чтобы они достались мне, нежели чтобы послужили пищей кому?нибудь другому.» Вот я полез в сад и все слышал.
— Гм, — сказал Андарз, — и если бы тебя поймали, то оказалось бы, что ты полез за яблоками.
Шаваш стал на колени и поцеловал мягкие сапожки хозяина.
— Я бы, — сказал Шаваш, мечтательно поднимая голову, — еще раз сбегал бы туда за яблоками.
Андарз взял из рук Шаваша яблоко, очистил ножичком кожуру, надкусил. Потом выудил из кармана золотой и вложил его в ручонку Шаваша.
— Хорошее яблоко, — сказал императорский наставник. — И за каждое яблоко, которое ты мне принесешь, ты получишь по золотому. Но если ты спрячешь от меня хоть одно яблоко…
Когда Нан вернулся в управу у Белых Ворот, был уже вечер. На его столе лежали список заведений, посещавшихся покойным Ахсаем и такой же список, касавшийся секретаря Иммани, и копия отчета об ограблении господина Иммани в Козьем лесу. Пять названий в списке были общими.
Господин Нан изучил отчет, пожал плечами, и отправился в дом к господину Андарзу. Господин Андарз принял его в своем садовом кабинете. Стены кабинета, из розового дерева, были украшены золотой резьбой. На стенах висело несколько рисунков с подписью императора. Рамки их были обиты мехом горностая. Из окна кабинета до самой земли свисала веревка для жалоб: государь Иршахчан распорядился, дабы в управах и усадьбах висели такие веревки, привязанные к колокольчикам, и чтобы за них мог дернуть любой человек. Чтобы веревка не мешала Андарзу сочинять стихи, он обрезал колокольчик и поставил его на стол, а веревку приторочил к оконной решетке.