Глаза Нарая задумчиво сощурились.
Остаток дня Нан провел, письменно излагая свои соображения об осуйской торговле. За стеной советник Нарай медленно, четко диктовал писцу новое уголовное уложение: «Тому, кто бросался камнями на площади, — штраф в пять розовых или десять плетей. Тому, кто бросался камнями в месте, где есть стеклянные окна, — штраф в десять розовых или пятнадцать плетей. Тому, кто в драке вымазал человека собачьим дерьмом, — штраф пять розовых. Тому, кто схватил человека за волосы и сунул его в колодец — штраф шесть розовых или двенадцать плетей..
В раскрытые окна управы било заходящее солнце, под окном садовник, задрав задницу, полол клумбу с росовяником, в прудике возле храма Бужвы весело кувыркались утки, где?то далеко, за семью воротами, бранились визгливыми волосами просители, и размеренный голос Нарая говорил: «Если бродяга украл хлеба до пяти грошей, — смягчить наказание до трех ударов плетьми, если же при этом в кармане бродяги найдется пяти и больше грошей, дать ему двадцать плетей».
Нан прекрасно понимал, зачем господин Нарай заставляет его писать эту бумагу. Нарай был уверен в преданности Нана, но ему хотелось, чтобы в случае, если Нан найдет лазоревое письмо, подпись Нана стояла под двумя?тремя такими документами, которые делали бы примирение Нана и Андарза совершенно невозможным.
После обеда Теннак повел Шаваша в свой кабинет и дал ему переписывать стихотворение Андарза. Это были недавние стихи, посвященные новой госпоже. Госпожа сравнивалась в них с лилией и с луной, и Шавашу особенно понравились строчки, где Андарз говорил, что он взглянул на заколку в ее волосах, и ему показалось, что она воткнута ему прямо в сердце.
— А вы сами когда?нибудь любили? — спросил Шаваш.
— Не знаю, — сказал Теннак, — а вот про моего старшего брата есть очень хорошая песня.
Шаваш попросил рассказать историю про старшего брата, и Теннак рассказал:
— Жена моего брата была дочерью князя даттов, и в нее влюбился один раб, черный и кривой как репа, но прекрасный певец. Он сложил такие песни о ее красоте и уме, что их пели даже мыши в своих норах, и множество людей влюбилось в нее из?за этих песен. Когда мой старший брат услышал эти песни, он потерял сон и покой, он ворочался на постели ночами, но отец запретил ему свататься к ней, потому что наши роды враждовали. Вот однажды, когда отец и брат охотились в горах, на них напала засада. Отец вынул меч и стал драться, а брат только вертелся за щитом, не вынимая меча. «Вынимай меч!» — закричал отец. А брат: «Клянусь, я обнажу свой меч не раньше, чем ты разрешишь мне посвататься к дочери даттского князя!» «Сватайся, — заорал отец, — пусть лучше ты будешь женатый, чем мертвый».
Брат стал снаряжать послов и вдруг засомневался. «А что, если этот певец врал! — подумал он, — в конце концов, я влюбился в нее со слов какого?то раба? Вдруг моя возлюбленная похожа на щербатого карася или на овощ баклажан? Отправлюсь?ка я сам в числе своих сватов, и погляжу на невесту!» Он взял меня, и поехал с собственными сватами. К его изумлению, отец девушки согласился на свадьбу, и невеста вышла к послам. Брат увидел девушку и сказал себе «Поистине, этого певца мало повесить, ибо все его сравнения взяты у вещей, уже существующих, а такой красоты не было и не будет».
А невеста, желая расспросить посла о своем женихе, позвала его в свои покои вечером играть в резаный квадрат. Брата моего бросало то в жар, то в холод. Он выиграл первую партию и спохватился: «А на что мы играем?» «На деньги, — ответила невеста». «Нет, на поцелуй! — закричал брат. — Я выиграл партию, а значит, и поцелуй!» С этими словами он схватил ее в руки и стал целовать, а потом, осознав опасность происшедшего, выскочил в окошко и ускакал домой. Девушка, плача, пришла к няньке и рассказала ей о странном поведении свата. «Не бойся, — сказала нянька, — этот сват был сам молодой князь, иначе бы он не осмелился сделать того, что сделал».
И так они любили друг друга и были счастливы, — сказал Теннак, — а когда Савар убил моего брата, она умерла с горя.
«Надо же, — подумал Шаваш, — а эти варвары совсем как люди.»
А Теннак погладил Шаваша и сказал:
— Я научу тебя писать и считать, и выделывать с числами удивительные штуки, от которых радуется сердце, но в вашей империи ничего не делают даром. И взамен ты будешь следить для меня за экономом Дией и за молодым господином, потому что молодой господин находится всецело под влиянием покойницы, и как бы он не навредил отцу.
7
Усадьба, где хозяйничал господин Дия, спускалась к самой реке. У пристани виднелись корабли с парусами в форме свиного уха.
7
Усадьба, где хозяйничал господин Дия, спускалась к самой реке. У пристани виднелись корабли с парусами в форме свиного уха. Напротив ворот, похожих на лошадиную подкову, виднелся независимый кабачок, с верандой, приподнятой над землей и уставленной лимонными деревьями в красных кадках. Шаваш заметил на веранде нескольких рабочих из усадьбы, и среди них — одного своего знакомого. Человек этот был раньше художником и расписывал простую бумагу так, что она походила на билеты государственного казначейства. После того, как его брата сварили за это в кипящем масле, он исправился.