— Унеси это, — распорядился Андарз.
Через пятнадцать минут во двор управы советника Нарая вошел огромный человек с мешком на загривке и известил:
— Подарок господину Нараю от господина Андарза!
Человек сгрузил мешок и удалился. Вот прошло немного времени, и даже несообразительные стражники заметили, что мешок подпрыгивает да гукает, развязали его и достали, к своему изумлению, молодого судью десятой управы, господина Нана, оплетенного веревкой, словно кувшин доброго вина, и с хорошей затычкой во рту.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
9
Очнулся Шаваш не скоро, а очнувшись, обнаружил, что лежит в длинной спальной корзине, и одеяло поверх него сшито из шелковой нижней юбки, а сверху, на ручке корзины, висит круглый талисман против лихорадки. Шаваш выглянул из корзины и сразу увидел, что он — в комнатке Таси, а сама Тася занимается за занавеской с посетителем, и этот посетитель удит в Тасе своей удочкой.
Шаваш нырнул обратно в корзину и стал смотреть сквозь щелку. По правде говоря, он сразу заметил, что в удильщике многовато жирка, и удочка у удильщика более длинна, чем прочна. Вот мужчина подцепил один раз удочкой рыбку, а второй раз — не смог, попыхтел?попыхтел и ушел.
Когда тот ушел, Тася встала и отдернула занавеску, и тогда Шаваш заметил на окне хомячка Дуню: тот прихорашивался в бамбуковой клетке. Тася заглянула в корзинку и сказала:
— Ишь ты! Живой!
— И давно я такой? — спросил Шаваш.
— Вторую неделю, — сказала Тася, — удивительно, как ты не помер.
Шаваш долго соображал, а потом спросил:
— Откуда здесь Дуня? Я же его оставил в доме господина?
— А чиновник, Нан, принес, — откликнулась Тася. — Откуда, ты думаешь, эта корзинка? Хозяйка хотела тебя выкинуть, в тот же день, а тут явился этот чиновник. Дал на корзинку и лечение, знахаря привел. Сказал: «У Андарза он сдохнет, у сестры ему будет лучше». Вручил хозяйке деньги и пригрозил, если что, арестовать за нарушение святых уз между сестрой и братом. Приходил здесь, сидел: один раз ты визжал, так мы в тебя вместе лекарство пихали.
Шаваш слабо прикрыл глаза. Значит, ему не почудилось: молодой чиновник и вправду сидел у постели.
— Эй, — сказал Шаваш, — а когда я заболел, при мне была бумага: что с ней стало?
— А ничего, — сказала Тася, — я взяла ее и сунула в коробку для притираний, ничего, никто не стащил.
Шаваш помолчал.
— А когда я кричал в бреду, — о чем я кричал?
— Глупость всякую кричал, — сказала Тася. Отвела глаза и прибавила: — Говорят, у Андарза эконома ограбили. А он будто бы отрицает.
— А что, когда Нан был рядом, я тоже глупости кричал?
— Нет, — сказала Тася, — при Нане ты глупостей не кричал.
В это время дверь растворилась, и на пороге показался Нан, завитой и надушенный. В руке чиновника была корзинка. Из корзинки торчала печеная свиная ножка и несколько коробочек, из тех, в которые кладут сласти.
— Проснулся, — сказал Нан.
Снял с пояса кошелек, протянул Тасе розовую, и промолвил:
— Иди?ка вниз и принеси ему бульона.
Тася вышла, а чиновник остался стоять и кротко смотреть на мальчишку. Шаваш хотел что?то сказать, но не смог. Ему было уютно и хорошо, как жуку в норке. Еще никто не покупал ему спальной корзинки и одеяла. Прошло минуты две: Тася вернулась с бульоном.
— Хорошая у тебя сестра, — сказал чиновник. Шаваш на это промолчал, и чиновник, чуть улыбнувшись, добавил: — Живи у нее, пока не встанешь на ноги. Лекарь тебе неделю запретил выходить на улицу.
— А как же господин Андарз, — спросил Шаваш, — он не гневается, что меня нет в доме?
Нан страдальчески приподнял уголки бровей: Шаваш вдруг увидел, что молодой чиновник страшно устал, и — горюет.
— Лежи здесь, — сказал чиновник.
И ушел. Тася и Шаваш остались одни.
— Странно, — сказал Шаваш, — чего это он обо мне заботится?
— Ты не думай, Шаваш, что он на тебя положил глаз, — проговорила девица, — он не из таких, которые любят мальчиков, — и, застеснявшись, поправила вышитый мешочек меж грудей.
— А что, — сказал Шаваш, — сокол его лучше гоняется за дичью, чем у утрешнего?
— Ну никакого в тебе стыда нет, — всплеснула ручками Тася.
Вечером к Шавашу зашла хозяйка и рассказала, между прочим, что воров, ограбивших усадьбу эконома Андарза, замели, и что сделал это ни кто иной, как господин Нан. Он давно подозревал, что десятник пятой управы Ивень замешан в разных подлых делах, учредил поиск, и что же? В поленнице при стене пятой управы нашли разломанный на части сундук! Поначалу Ивень признался в вымогательствах и убийствах, но про сундук уверял, что сундук ему утром продали на дрова. Советник Нарай был разъярен, лично драл Ивеня и сухим и соленым, через полчаса Ивень сознался и в сундуке, и в убийствах, и в грабежах, и если бы потребовали признаться, что он скушал черепаху Шушу из государева сада, он бы и в этом охотно признался. Эконом Дия тоже признал в Ивене грабителя, хотя рожа у него была, говорят, при этом несколько изумленная.
Эконом Дия тоже признал в Ивене грабителя, хотя рожа у него была, говорят, при этом несколько изумленная. Хозяйка сказала, что вчера Ивеня казнили большой секирой, а товарищей его отправили в каменоломни.
— Так что не понадобились твои четыре золотых, — сказала хозяйка, — и очень хорошо, что не понадобились. Это ведь такие люди, они бы никогда от Таси не отстали. Страшные люди: брали доносы, написанные советнику Нараю, и вымогали деньги в свой карман.