Женщина глядела на него испуганно и выжидающе.
— Кстати, а что случилось с твоей собакой? Гальда нервно сглотнула и ответила на его вопрос неожиданно хриплым, низким каркающим голосом:
— Тимоку убили.
— Я… я так и думал. — Он кивнул. — А кто? И главное — за что?
— Он лаял, — ровно сказала ведьма. — Они пришли — он лаял. Мы с ним вместе росли, он уже старый был. А меня любил больше, чем себя.
Вместе росли? Значит, ему вовсе не показалось. И Гальда в самом деле очень молода. Лет шестнадцать-семнадцать. Ее старили страдальческие складки в углах рта, но кожа лица и особенно шеи выдавала истинный возраст. Совсем девочка.
Нет, поправил он себя, уже женщина. Раз уж ее назвали шлюхой…
Ведьма стояла, привалившись к стене и полностью уйдя в себя. Темные впадины глаз слепо уставились на оборотня.
— Гальда, — осторожно позвал он. — Кто это были — они? И зачем они пришли к тебе?
Юная женщина вдруг охнула и сползла по стенке вниз, так, словно у нее разом кончились все силы. Герослав после небольшой заминки скользнул вперед, осторожно вынул из ослабевшей руки горящий светильник, отодвинул его подальше по полу во избежание случайного пожара и задумался.
Что же делать дальше?
Будь он, как прежде, аристократом, непременно счел бы своим долгом кликнуть к даме горничных, поднести ей ароматных кристаллов под побледневший носик… А если говорить честнее — будь он, как прежде, аристократом, он бы на деревенскую ведьму Гальду и не посмотрел. Сиятельные герцоги не приводят в чувство грязных селянок, будь они хоть трижды ведьмы…
Он осторожно похлопал ее по щекам, надеясь, что не спровоцирует этим у девушки какого-нибудь истерического припадка, к чему, судя по ее словам — а особенно по ее состоянию, — она была до опасного близка.
Картина произошедшего выписалась четко и полностью. Так, словно бы он сам при этом присутствовал. Разбитое лицо и то, что он слышал от смерда в деревне, — тут, как говорится, ни убавить и ни прибавить. Стало быть, сельские жители пришли и изнасиловали собственную деревенскую ведьму. Мерзко-то как… А когда ты сам нагибал к стеночке покорную служанку, не спрашивая при этом у нее согласия, а та, будучи холопкой, и помыслить не могла о сопротивлении, хотя в глазках иногда и слезки поблескивали… тебе не мерзко было? Он покрутил головой, сморщился, словно хлебнул чего-то горького.
Не время посыпать голову пеплом, каясь в том, что был аристократом и вел себя так же, как все аристократы.
Герослав хмуро покосился на силуэт у стены. В таких вот деревеньках, затерянных в лесах, люди часто звереют по причине однообразия и скуки жизни. Он ясно представил себе сейчас, как все случилось. И кто из деревенских на это решился. Конечно, вся деревня в веселье не участвовала. Но достаточно парочки подлецов, а в прибавку к ним еще и тройки дураков, подхватывающих любую идею заводил дружным «ур-ря!!». Все вместе — идиоты и подлецы — становятся увлеченной действием толпой. А толпа, как известно, ищет не разумных решений, а инстинктивных. Посовокупляться — это тоже инстинкт…
И все равно произошедшее было слишком невероятно для разума Герослава — смерды тронули ту, которая способна в один присест извести всю деревню. И для этого ей даже не надо напрягаться — стоит только ведьме выйти на дорогу, ведущую к деревне, и произнести смертный наговор на всех жителей, встав при этом лицом на закатную сторону и сложив руки в жесте, запрещающем жизнь…
Значит, произошло что-то еще. И это что-то произошло до убийства Тимоки, а также всего того, что за этим воспоследовало…
И правда на землях Де Лабри начало твориться что-то странное.
— Гальда, почему? Э-э… Я про то, что случилось… Ты знаешь причину?
Девочка-женщина подняла голову и криво улыбнулась разбитым ртом.
— Они не могли поднять на тебя руку просто так.
— Не руку. Они…
— Не надо о подробностях, — торопливо перебил Герослав дрожащий голос. (Да простит его Единый, но не годится он в исповедники для этого несчастного создания. Просто не смеет утешать обиженных тот, кто и сам прежде… гм… не гнушался обижания.) — Они не могли поступить так… Во всяком случае, беспричинно. И кстати, почему ты их до сих пор не уничтожила? Всех, разом?
— Пришли люди… — медленно, словно в забытьи проговорила деревенская ведьма. Голос скрипел и дрожал — сорвала криками, осознал вдруг Герослав. И его замутило. — Сказали, что они освобождают их от дьявольского отродья. То есть от меня. От моей власти, от моей… моей колдовской силы. Они чудные, на них доспехи в странных буквах, я таких никогда не видела…
«Па-ла-гой-цы, — по слогам пропел Герослав мысленно. — Так вот, значит, кто наш враг!»
Познай врага своего.
— Они что-то такое… что-то такое им дали. Я могу колдовать, но защищаться или причинить им вред — нет. Вот…
— Ну-ну, — сказал Герослав, выпрямляясь и окидывая взглядом комнатенку, порядком разгромленную, но с нетронутой кроватью. — Иди-ка собери вещи. Не хочешь? И правильно: что ветошь тащить с собой? Вставай, мы уходим.
— Ну и зачем ты притащил ее в свой замок, позволь тебя спросить? — сердито заявил Эльфедра, материализуясь неожиданно в пространстве большой пустой комнаты, где посиживал Герослав, тупо глядя в незавешенное окно.
— Иди-ка собери вещи. Не хочешь? И правильно: что ветошь тащить с собой? Вставай, мы уходим.
— Ну и зачем ты притащил ее в свой замок, позволь тебя спросить? — сердито заявил Эльфедра, материализуясь неожиданно в пространстве большой пустой комнаты, где посиживал Герослав, тупо глядя в незавешенное окно. К Дебро, несмотря на все желание ведьмы уйти как можно быстрее от ненавистной родной деревни, они добрались только под утро. Теперь за окном пылал розово-лиловый рассвет.