— Ты, десятник, ври да не заговаривайся. Сам знаешь. Заведет нас Бэлшуну в отместку куда-нибудь… куда не надо.
Я с содроганием представил себе, что снова окажусь в той жизни, где служил банщиком. А Мурзик лишь отмахнулся.
— Вы мне лучше товарища Хафизу получше устройте. Устала товарищ. Всю ночь корректуру вычитывала, не хотела партийную газету оставлять без последнего пригляду…
У товарища Хафизы и вправду были опухшие глаза, что отнюдь ее не красило.
— Ладно, — сказал я. И угораздило же великого Энкиду!..
Подошла тихая, как кошка, Цира. Цепко поглядела на товарища Хафизу. Направила рамку ей в спину. Хафиза дернулась.
— Что это?
— Пишталет, — мерзким голосом сказала Цира. — Не двигайся, сучка.
Рамка вращалась. Медленно, но вращалась.
— Все, — сказала Цира, убирая рамку в ящичек. И прищурилась. — Что, больно было?
Товарищ Хафиза не ответила. Заложила руки за спину, стала оглядываться по сторонам.
— Следи за ней, Хашта, — сказал я.
— Ясно уж, — пробормотал мой бывший раб. — Неровен час побьет здесь что-нибудь… Норов у нее бешеный. Говорю вам, отчаянная.
Он поглядел мне в глаза, вздохнул и пошел за товарищем Хафизой — опекать.
А на черном диване Ицхак продолжал ворковать с учителем Бэлшуну. Тот внимал, одновременно с тем погружая лицо в огромный, податливо мнущийся под зубами гамбургер.
Я поднялся наверх, в лабораторию. Пора было будить Буллита.
Однако когда я вошел туда, Буллит уже бодрствовал. Вернее — негромко стонал и в ужасных количествах поглощал воду с лимонным сиропом. Цира бросала в стакан таблетки с витамином С, растворяла их в воде и передавала Луринду, а та заботливо поила Буллита.
— О-ох, — сказал Буллит, завидев меня.
— Что, Булька, худо? — спросил я.
— О-о-ох, — согласился Буллит.
Я присел рядом на диван, отобрал у него стакан и выпил сам. Буллит жадно смотрел, как я пью, и тяжело дышал.
Буллит жадно смотрел, как я пью, и тяжело дышал. Потом перевел взгляд на Циру. Та поспешно соорудила для него еще стакан.
— Что это было? — задыхающимся шепотом спросил Буллит.
— Похмелье это было, — сказал я. — Вы с Иськой вчера нажрались, как две свиньи.
— Этот семит… коварный… Он-то не нажрался, — выдохнул Буллит. — Он меня… нажрал… — Тут он огляделся, наконец, по сторонам и забеспокоился: — А где это я? И что это тут я?..
— Да в конторе ты, в конторе, — успокоил его я. — В «Энкиду прорицейшн».
Буллит рванулся с дивана, проявив неожиданную мощь.
— Пусти!.. Я его!.. Суку!..
Я догадался, что он хочет убить Ицхака, и повис у него на плечах. Мы вдвоем рухнули на пол и забарахтались у дивана, как две рыбы, выброшенные на берег. Буллит норовил дотянуться до меня зубами. Я то и дело уворачивался от слюнявой пасти нашего юриста.
— Да ты что!.. Булька!.. Тут такое дело!.. Заворачивается такое!..
— Пусти!.. — хрипел Буллит. — Я его!.. Я убью!..
Цира неспешно приблизилась к нам и вылила на нас стакан воды с сиропом.
Мы оба заорали и подскочили, выпустив друг друга, причем Буллит больно стукнулся о диван и тут же обвис.
— Ну ты, Цира, бля… — сказал я. Я был весь липкий.
— Иди умойся, — бросила мне Цира. И присела на корточки возле Буллита.
Я пошел в туалет. По дороге я обернулся и увидел, что Цира обтирает Буллита носовым платком, а он что-то ей рассказывает, захлебываясь, — жалуется на Изю, не иначе. Цира сердито посмотрела на меня поверх головы Буллита. Я вышел.
Когда я вернулся, Буллит с влажными волосами, прибранный, пил кофе.
— Здорово же я набрался, — сказал он мне вполне миролюбиво.
Я на всякий случай сел подальше от него на стул. Пить кофе я больше не мог. Меня даже от запаха кофейного мутило.
— А что здесь, собственно, происходит? — спросил Буллит. — Почему мы все на работе? Выходной ведь, день Шамаша…
— Небольшой сейшн, — небрежно сказал я. Мы еще прежде условилсь с Ицхаком не открывать Буллиту всей правды. Булька с его здравомыслием способен все испортить.
Буллит нахмурился.
— Я не употребляю.
— Да брось ты, — сказал я как можно развязнее и покачал ногой. — Помнишь, как нас директриса в сортире застукала? Ну, в восьмом классе…
В восьмом классе мы с Ицхаком и Буллитом втроем заперлись в туалете для мальчиков и раскурили трубку мира. Потом нас рвало, но впечатления остались что надо.
Я долго и старательно будил в бывшем троечнике, а ныне преуспевающем юристе ностальгические воспоминания. Буллит внимал мне затуманенным мозгом.
По лестнице вверх легко вбежал Ицхак. Бегло оглядел девушек: в порядке. Отеческим взором устремился на нас с Буллитом.
Завидев Ицхака, Буллит тихо зарычал и накренился — устремился в атаку.
— Тихо, тихо, — сказал я, потрепав Буллита по плечу. — Это же Изя.
— Вижу, что Изя!..
Ицхак ничуть не испугался.
И даже не смутился.
— Ты как, Булька, в порядке?
— Я тебе… в порядке…
Ицхак безбоязненно плюхнулся на диван рядом с Буллитом. Начал врать. И каким-то хитрым образом — я даже не понял, как это произошло — соблазнил его поучаствовать в «сейшне». Мол, такой улет… Мол, улетим так, что… И, главное, привыкания нет. И химии никакой нет.
— Трава? — спросил Буллит, морщась с отвращением, но уже без враждебности.
— И не трава!
Ицхак зазывно засмеялся. Мне стало противно. Ни дать ни взять шлюха из притонов Нового Тубы. «Никакой гонореи, никакого СПИДа, одноразовый презерватив, мистер».