Мурзик кивнул.
Я перевел дух.
— Пощупай, не вернулся ли гад.
Мурзик с опаской приблизил к моей шее свои красные лапы. Подвигал сперва над загривком, потом вокруг лопаток. Осторожно потыкал пальцем в мою спину.
— Не видать, — сказал он сокрушенным тоном.
— Не видать, — сказал он сокрушенным тоном. — Где-то прячется, вишь, скот… — И надавил на мой загривок посильнее.
— Что ты меня мнешь? — капризно сказал я, роняя ложку в кашу. Каша остыла и сделалась совершенно несъедобной. — Я тебе что — девка?
Мурзик замер, закономерно ожидая побоев. Я милостиво махнул рукой, чтоб не боялся.
— Может, оно как гной? — предположил осмелевший Мурзик. — Ну, как этот… фунику… У меня раз были по всей шее, когда застудился… Нас тогда зимой в шахте завалило, почти сутки на морозе проторчали, пока раскопали…
— Убери лапы, — проворчал я. — Ничего-то ты не видишь, ничего не чувствуешь. Черствый ты, Мурзик. У меня гад все биополе изъел. Я теперь уязвимый. Любая сволочуга косо посмотрит — и все, готов твой хозяин. Сгибну ни за что от неведомой хвори, и никто не спасет, не вылечит… Ладно, я пошел в офис. Подай куртку. Да ботинки сперва на меня надень, чурка безмозглая…
* * *
Первым, что увидел в офисе, был Ицхак. Ничего удивительного: иногда мне начинало казаться, что Ицхак даже ночует в своей конторе.
Любопытно было другое: рядом с Ицхаком на нашем черном диване мостилась костлявая девица из Института Парапсихологии. На ней было синее платье и коротенький желтый пиджачок с вышивкой. Из-под умопомрачительно короткого платья невозбранно торчали мослатые колени.
Она утыкалась своими толстыми очками в какие-то распечатки. Ицхак, зависая над ее ушком, вкрадчиво нашептывал — давал пояснения к графикам. При этом он рассеянно лапал девицу за плоскую грудь. Девица не обращала на это внимания.
— Привет, — сказал я.
Ицхак досадливо метнулся ко мне глазами. Я пожал плечами и направился по коридору на третий этаж, в лабораторию. У меня хватало дел и там.
Через два часа Ицхак поднялся ко мне. Он был слегка растрепан и румян.
— Очень перспективная девушка, — сказал он с наигранной деловитой бодростью. — Изучает скрытые возможности человека. Я хочу помочь ей с дипломом.
— А на работу брать ее не собираешься? — ядовито поинтересовался я.
— Ну… Не в штат, конечно… Но… Ее Луринду зовут, кстати…
— Да ладно тебе, Иська. — Я перешел на дружеский тон. — Как она?
— Она? — Носатая физиономия Ицхака метчтательно затуманилась. — Она — высший класс! А вот диван у нас в офисе сущее дерьмо… — добавил он ни с того ни с сего.
— Что, проваливались? Слишком мягкий оказался?
Ицхак кивнул. И хитренько так прищурился:
— Хотя не так, как с этой толстушкой…
Тут уж я по-настоящему удивился.
— Ты что, и с Аннини?..
Он кивнул и зашевелил своим длинным кривым носом.
— Ну ты даешь, Иська! Она же замужем! Мать троих детей!
— Ну и что? — беспечно махнул рукой мой одноклассник. — Я с седьмого класса мечтал ее выебать. С тех пор, как не дала физику списать. Мне физичка пару влепила, отец выпорол, мать завелась, как по покойнику: для того ль растили-кормили-поили — ну, что обычно… Вот тогда и поклялся.
Лежал распухшей жопой кверху и клялся богами предков: гадом будешь, Иська, если эту сучку не выебешь!
Я покачал головой.
— Вечно у тебя приключения…
— Да ладно тебе… Ты прямо как моя мамаша…
Мы оба засмеялись.
Потом Ицхак сказал, что у него неотложные дела в городе, и отбыл.
Пользуясь его отсутствием, я поработал еще немного над своей темой, а потом закрыл ящик стола на ключ, выключил свет и пошел домой.
* * *
Я застал у себя матушку. Она полулежала на моем диване. Перед ней стоял столик на колесиках, сервированный с наибольшим изяществом, на какое только способен мой раб.
Матушка вкушала чай. Мурзик, эта каторжная морда, что-то ей втолковывал, подкладывая на тарелочку то варенье, то печенье.
— И с лица спал, — сообщал Мурзик. — Настроение у него, это… неуравновешенное. Говорит — гад какой-то меня всего, точно ржа, источил…
— Боги! — пугалась матушка, посасывая печенье.
— И это еще не все… — продолжал Мурзик.
Тут я распахнул дверь.
— А вот и ты, дорогой, — приветствовала меня матушка с дивана.
Мурзик подбежал и принялся вытаскивать меня из куртки. Я отпихнул его руки.
— Пусти, я сам… У тебя лапы липкие…
Мурзик обсосал с пальцев варенье и, встав на колени, начал расшнуровывать мои грязные ботинки. Я освободился от обуви. Мурзик подал мне тапочки и ушел с ботинками в коридор. Повернувшись, я крикнул ему:
— Руки после обуви вымой, чувырла!
Матушка глядела на меня озабоченно.
Меня трясло от гнева. Вот, значит, как!.. Вот, значит, для чего она мне подсунула этого грязного раба!.. Чтобы он за мной следил!.. Чтобы он матушке про меня все докладывал!..
— Сынок, — начала матушка.
Я перебил ее.
— Матушка, вы вынуждаете меня просить избавить… избавить меня от этого соглядатая!..
Она подняла выщипанные брови. Пошевелилась на диване, потянулась ко мне, взяла за руку.
— Сядь. Хочешь чаю?
— Нет.
Но сел.
Матушка погладила меня по плечу.
— За тобой никто не шпионит. Я зашла случайно, поверь. Можешь спросить соседей… твоего отца…
Я сердито молчал.
— Ну хорошо, — сдалась матушка. — Твой раб позвонил мне сегодня по телефону. Попросил зайти. Сказал, что это касается твоего здоровья. Неужели ты думаешь, что материнское сердце…