— Простите его, — поспешно сказал я и скорчил Мурзику через плечо свирепую рожу. — Это говорящее орудие само не понимает, что молотит…
— О, пустяки… — Жирно накрашенный рот госпожи Алкуины в очередной раз тронула тонкая улыбка.
— Это говорящее орудие само не понимает, что молотит…
— О, пустяки… — Жирно накрашенный рот госпожи Алкуины в очередной раз тронула тонкая улыбка. — Многие относятся скептически, тем более — необразованный раб… Ведь он любит вас? — И она устремила на него свой магнетический взор. — Ты ведь любишь своего господина, не так ли, дорогуша?
— Ну… — пробормотал Мурзик. — Я больше… женщин…
Я побагровел. Госпожа Алкуина тихонько рассмеялась.
— Ведь это ты звонил? Ведь это ты беспокоился о порче?
— Ну…
Мурзик смутился окончательно. Девица повернулась к нему и уставилась на него немигающими глазами.
— Не сердитесь на него, — сказала мне госпожа Алкуина. — Астральных вампиров невозможно утопить в унитазе. Если бы все было так просто, как говорит ваш раб… — Она вздохнула, взмахнула ресницами. — Нет, мы заключаем их в серебряный контейнер…
Внезапно девица вмешалась в разговор.
— Госпожа, — сказала она резко, — гада нет, но пробоина осталась… и края светятся красным — видите? Боюсь, все не так просто. Это родовое проклятие. Он должен вспомнить, кто в их роду был проклят. Кем. И за что. Он должен провести ритуалы очищения…
— Арргх! — неожиданно вырвалось у меня. — Гхнамм!.. Арр!..
Пальцы госпожи Алкуины на моих плечах дрогнули.
— Что?.. Что вы сказали?
— А? — Я посмотрел на нее невинным взором. — Понятия не имею, дорогуша.
— Это что-то… — Она метнулась глазами к своей ученице, к Мурзику. — Что-то древнее… непонятное…
— Это как-то связано с родовым проклятием? — быстро спросил я.
— Не знаю… Откуда у вас это?
— Если бы я знал… Однажды я пришел домой усталый, заснул и во сне говорил на этом языке. Мой раб записал мою речь на пленку. Потом я несколько раз слушал, но не мог разобрать ни слова.
— Странно, — промолвила она. Теперь в ее низком голосе не было ни придыханий, ни деланной задушевности. — Нет, это действительно странно. Я видела в картах, что ваш кармический путь не похож на другие. Карты говорили о великом прошлом, об очень великом прошлом… О древней крови… Нет, не той, что течет в ваших жилах, хотя вы, несомненно, старинного и очень хорошего вавилонского рода… Друг мой, чтобы определить это, не нужно карт, достаточно взглянуть на линии вашего рта…
Я польщенно улыбнулся.
— Нет, — продолжала госпожа Алкуина. Она прошуршала парчой и уселась напротив меня в кресло. В ее пальцах откуда-то появилась дешевая папироска, из тех, что курят работяги. — Нет, я говорю не о крови вашего нынешнего воплощения, лейкоцитах-эритроцитах. Я говорю о крови духа, об ахоре.
— Простите?
— Ахор — кровь богов. — Снова тонкая улыбка. В три затяжки она съела папироску, придавила окурок о серебряный подлокотник. На окурке остался жирный след помады. — Ахором у нас принято называть ту духовную субстанцию, которая заменяет кровь. Несет в себе генетический код души, знаки ее древности, ее благородства… Ваш ахор говорит о происхождении едва ли не божественном… Я не поверила картам.
Несет в себе генетический код души, знаки ее древности, ее благородства… Ваш ахор говорит о происхождении едва ли не божественном… Я не поверила картам. Да, впервые в жизни я не поверила картам. Но вы — вы поверьте. Карты никогда не лгут…
Девушка-мальчик скрестила руки под воротником, задрав соски. Уставилась в пустоту. Замерла.
Я кивнул на нее и спросил госпожу Алкуину:
— Я могу с ней переспать?
— Нет, — спокойно ответила госпожа Алкуина.
— Жаль, — сказал я.
Лицо девушки осталось совершенно бесстрастным.
— Сколько я вам должен, госпожа Алкуина? — спросил я.
— Я работаю не для денег, — сказала госпожа Алкуина. — Но когда дают — не отказываюсь. Таковы наши правила.
Я дал ей десять сиклей ассигнациями. Она не притронулась к деньгам, кивком велела положить на стол. Придавила подсвечником. Восковая фигурка догорела. От нее осталось только неопрятное пятно.
Я поцеловал руку госпожи Алкуины, встал. Девушка-мальчик придержала штору, открыла перед нами дверь.
Я вышел в коридор и наткнулся на бабку. Та копалась в шубах, рухнувших с вешалки. Пыталась водрузить их на место. Шубы падали снова и снова, обдавая бабку пылью, молью и трухой.
Завидев нас, старуха выпрямилась и разразилась длинной бранной тирадой. Девица не осталась в долгу и вступила в склоку. Затем они вцепились друг другу в волосы.
Мурзик хотел остаться поглядеть на драку, но я уже выходил из квартиры, и раб поплелся за мною следом.
* * *
Я был зол на него за всю эту историю. После слов госпожи Алкуины мне сделалось совсем худо. Теперь я точно знал, что где-то поблизости может оказаться невидимый «гад», буде он вырвется из серебряного сосуда. Передвижения гада не отследить, а он того и гляди снова вопьется в мой загривок. «Пятый уровень». Интересно, где это?
Я потер шею. На ощупь ничего не обнаружил.
И дыры в биополе… Красные… Пульсирующие… Нет, она сказала — светящиеся… Мне было зябко, как будто я зимой в одних трусах вышел на набережную Евфрата. В дыры ощутимо задувал ледяной ветер. Это был космический ветер. Или ветер тысячелетий.