— Поздравляю, — сухо сказала наконец Цира и отобрала у Луринду рамку. — Ты тоже Энкиду, девушка.
Луринду сняла очки.
— А нельзя это как-нибудь проверить более точно? То есть, я хочу сказать — более наглядно?
— Можно, — еще суше процедила Цира. — Собственно, для этого мы и пригласили Ицхака… одного, без спутников.
— Цира, — встрял Мурзик. — Так ведь радоваться надо, что еще одного скрытого Энкиду выявили…
— Я и радуюсь, — сказала Цира злобно.
— Да нет, подруга, ты завидуешь, — заявил Мурзик. — Последнее это дело — завидовать. Брось. Ты и без Энкиду хороша… Лучше тебя я и не знал никого, ни в этой жизни, ни в какой другой.
— Кроме сотника, — все еще сердясь, сказала Цира.
— Там другое, — отмахнулся Мурзик.
Цира помолчала немного. Я решил ей помочь.
— Дело в том, что наша Цира умеет отправлять людей в путешествие по их прошлым жизням. Цира — маг высшего посвящения… Ей многое доступно.
— Чего? — протянул Ицхак. — И сколько денег она делает на своей магии?
Глядя в сторону, Цира молвила ледяным тоном:
— Представьте себе, немало.
— Ну? — иронически произнес Ицхак и искривил бровь. — И насколько немало?
— Мне хватает, — отрезала Цира.
— Так у вас, моя дорогая, и потребности, небось, как у птички… Запудрить носик да скушать пряник…
— Помолчи пока, — сказал я Ицхаку. — У тебя, кроме бизнеса, есть что-нибудь за душой?
— Моя семитская гордость, — сказал Ицхак.
— Пусть твоя семитская гордость посоветует тебе не молоть глупостей, — сказал я. — По крайней мере, ближайшую стражу.
Ицхак замолчал. Видать, к гордости своей прислушиваться стал. Я задумался на миг, что я буду делать, если гордость присоветует Ицхаку начистить мне рыло. А она, гордость Ицхака, может. Еще как может. Потому что любимая женщина — рядом. Все видит и все слышит. И, возможно, ждет от него, Ицхака, геройских подвигов.
А Луринду встала, тряхнула волосами, поправила очки.
— Цира, — проговорила она и поглядела прямо на нашу Циру, — я прошу вас отправить меня в прошлую жизнь.
В ту, где я была Энкиду… Если это, конечно, возможно.
Несколько мгновений Цира сверлила ее глазами. Потом холодно сказала:
— Это возможно.
* * *
Луринду лежала на моем диване, закутанная в мое одеяло. Все остальные сидели на полу. Мурзик расстелил для нас свое одеяло, чтобы не на голый, значит, пол вавилонским гражданам садиться.
Пришла кошка, устроилась в дверях, обмахнулась хвостом и вытаращилась. Котята — слышно было — бесчинствовали на кухне. Роняли что-то.
Цира добросоветстно отправила плоскогрудую девицу в седые дали, и теперь Луринду рычала и злобилась не хуже нас с Мурзиком. Она говорила на языке Энкиду. Только голос у нее остался женский, тоненький. Мы с Мурзиком хорошо понимали, о чем она. Программистка из хорошей семьи рвала на части диких быков. Потом воровала скот у жалких пастухов и похвалялась этим. Съела кого-то живьем, и это ее насмешило. Исполнила исступленную пляску у костра. Погрозила богам кулаками. Обломала ветки у священного дерева. Совершила еще серию подобных бессмысленно-героических деяний. И пребывала от того в упоении…
Наконец Цира вернула ее назад и в изнеможении опустилась на мои руки.
— Мурзик! — крикнул я. — Воды!..
Мурзик принес стакан воды. Набрал в рот и фыркнул на Циру — чтоб очнулась. Цира очнулась и обругала Мурзика. Мурзик сконфузился.
Цира уселась у меня на коленях. Она мелко дрожала, как маленькая птичка.
Кошка, подумав, ушла.
Я погладил мага высшего посвящения по волосам и поцеловал в висок. Когда я наклонился над лицом Циры, я увидел, что возле ее глаза еще осталось желтоватое пятно.
Луринду застонала на диване. Открыла глаза. Нащупала и нацепила на нос очки.
— Ого! — промолвила она. Я отметил, что она очень быстро пришла в себя и мгновенно обрела способность к иронии. Немногим это удается, особенно после первого потрясения. — Вот это было да! Арргх!..
Она посмотрела по сторонам и попросила горячего. Мурзик сходил на кухню и принес ей чаю.
— Как впечатления? — хмуро спросила Цира, сидя у меня на коленях.
— Потрясающе! Все это, — она неопределенно махнула рукой, имея в виду мою тесную комнатку, — кажется теперь таким серым, таким тусклым, маленьким… после того… Какой молодой мир! Какой огромный человек!.. Как близки были боги!.. Какой… Неужели это — я?
Она вытянула руки, посмотрела на свои пальцы, на кольцо. Вздохнула. Мечтательно завела глаза за толстыми стеклами.
Ицхак глядел на нее недоверчиво.
— Ну и что? — заявил он наконец. — Вы погрузили ее в гипнотический транс. Она заснула. Любой бы заснул. Во сне хрипела, давилась и издавала неприятные, нечеловеческие звуки. Потом очнулась. Рассказывает свой сон. По-вашему, это должно меня убедить в том, что мой программист — Энкиду?
— И не только она, — убежденно сказал я. — Но и ты, Изя. Ты тоже. Отчасти.
Ицхак покрутил пальцем у виска. Что-то больно часто стал он повторять этот жест. В отношении меня, я имею в виду.
* * *
На следующий день я взял Мурзика с собой в офис. Мурзик откровенно перетрусил. По дороге несколько раз пытался попасть под машину и оказаться, таким образом, в травматической больнице.
Офис устрашил его даже больше, чем я подозревал.
Офис устрашил его даже больше, чем я подозревал. Мне пришлось тащить Мурзика в кабинет к Ицхаку едва ли не волоком по гладкому белому полу.