— Да ты готовить-то умеешь, смерд? — заревел я. Я так ревел, что люстра из фальшивого хрусталя тихонько задребезжала у меня над головой. — Тебя, между прочим, как квалифицированную домашнюю прислугу продали! С сертификатом! Для чего к тебе сертификат приложен? Любоваться на него?
Мурзик стал бледен, как молоко. Даже синевой пошел. Залепетал:
— В супермар…кете… От фирмы «Истарванни»… Пицца… По восемь сиклей…
Вот тут-то первое подозрение относительно Мурзика превратилось в железную уверенность. В стальную. В такую, что и в космос слетать не стыдно — вот какую.
— А теперь, — объявил я, доставая кофеварку, — ты расскажешь мне правду.
— Ка…кую правду?
Он действительно испугался. Я был доволен.
— Кто ты такой?
— Ваш раб, господин.
Мурзик чуть не плакал.
Я был очень доволен.
— Я могу подвергнуть тебя пыткам, — сообщил я и включил кофеварку. Она зашипела, исходя паром.
— Можете, господин, — с надеждой сказал Мурзик.
— Но я не стану этого делать, — продолжил я.
— Спасибо, господин.
Мурзик снова запустил палец в тарелку.
— Спасибо, господин.
Мурзик снова запустил палец в тарелку. Макароны уже остыли.
— Сними рубашку, — велел я.
— Что?
— Рубашку сними! — заорал я.
Люстра опять дрогнула. Кофеварка зашипела и начала плеваться в хрустальный бокал в виде отрубленной головы сарацина. Сарацин постепенно чернел.
Мурзик встал. Медленно расстегнул верхнюю пуговицу. Посмотрел на меня. Я ждал. У меня было каменное лицо. Мурзик расстегнул вторую пуговицу. Третью. Снял рубашку. Под рубашкой оказалась голубенькая застиранная майка, из-под которой во все стороны торчали буйные кудри темных волос.
— Майку… тоже? — шепнул Мурзик.
— Не надо, — позволил я. Меня тошнило от его волосатости.
Все левое плечо Мурзика было в синих клеймах. И на правом тоже обнаружилось две штуки. Мурзик представлял собою живой монумент государственному строительству в нашем богамиспасаемом отечестве. Чего только не отпечаталось на его шкуре! Гербы строек эпохи Восстановления, нефтяных вышек Андаррана, портового комплекса на границе с Ашшуром, медных рудников, хуррумских угольных шахт и даже железной дороги «Ниневия-Евфрат, Трансмеждуречье».
Под всем этим великолепием моргала подслеповатым глазом полустершаяся русалка похабного вида, а на правом предплечье имелось изображение скованных наручниками кайла и лопаты с надписью «Не забуду восьмой забой!»
— Все, — сказал я. — Можешь одеваться.
Трясущимися лапами Мурзик натянул на себя рубаху. Забыв заправить ее в штаны, сел. Машинально доел макароны. Вид у него был убитый.
— Мурзик, — сказал я. — Сукин ты сын. Где тебя добыла моя матушка, а?
— На бирже, — сказал Мурзик и рыгнул. — Простите.
Я растерялся. То есть, я по-настоящему растерялся. Матушка всегда покупала товары с гарантией. Даже из комиссионных магазинов неизменно выцеживала какую-нибудь филькину грамоту, по которой потом имела право на бесплатный или льготный ремонт. По части филькиных грамот моя матушка — великая искусница. Как же ее угораздило вместо добропорядочной и квалифицированной домашней прислуги приобрести беглого каторжника?..
У Мурзика подрагивали толстые губы.
— Ну, ну, — сказал я наконец. — Рассказывай уж все, без утайки. Как ты надул их?
— Не надувал я никого, — пробубнил скисший Мурзик. — Знаете такую лавочку — «Набу энд Син работорговая компани лимитед»? Слыхали?
— Ну, — буркнул я. Я не знал такой компании. Я противник рабства.
— Они скупили у нас, на железке — ну, «Трансмеждуречье», шпалоукладка — большую партию отбракованных рабов, — продолжал Мурзик.
— Так ты еще и отбракованный?
Мурзик кивнул.
— Так вышло, — пояснил он. — Да я-то уж точно ничего не делал, ну — ничего такого… Он случайно упал.
— Кто?
— Прораб. Он в котел упал. — Добавил тише: — Ну, со смолой — котел, то есть. А спичку уронил вообще не я… Ну, нас и отбраковали. Всю смену…
Я налил себе кофе в чашку из широко раздутых ноздрей хрустального сарацина.
Сел с чашкой.
Мой раб уныло и многословно бубнил, что не ронял он спички и что прораб упал в котел случайно, а всю смену отбраковали и хотели общественно-показательно повесить, но тут как раз кстати нагрянули ушлые ребята из этой «энд Син работорговой» и вошли в сложные переговоры с руководством строительной компании. Вернее, с подрядчиком. Вернее, с одним мудаком, который всей этой богадельней заведовал.
Вследствие чего всю отбракованную смену «энд Син работорговая» скупила по баснословной дешевке. А на биржу сдала, понятное дело, уже втридорога, снабдив каждого сертификатом квалифицированной домашней прислуги и липовой справкой об отличном состоянии здоровья.
— У нас двое чахоточных были, — сообщил Мурзик. — Я с ними еще с рудника. Один так вообще кровью харкал…
— Как же ему справку?.. — спросил я и тут же осознал свою наивность и слабую подготовленность к жизни. У работорговой компании этих справок как грязи.
Желая сделать мне подарок на день рождения, матушка направила на биржу запрос. Оттуда прислали личное дело моего Мурзика — с фотографией располагающего к себе киноактера, с липовыми данными, с липовой квалификацией, с липовой характеристикой с места последнего служения — вообще, сплошную липу. И стоила эта липа очень-очень дорого. И уж конечно на липу полагалась гарантия. Естественно, настоящая.