— Главное, второй кордон миновать, — поучал Мовус Оппершаффергренц. — Как второй кордон пройдем — можете быть спокойны, никто вас уже не спросит, кто такие, откуда взялись. Решат, раз стража пропустила, значит, твари вы благонадежные, тревожиться нечего… Так что услышите голоса — сидите и не высовывайтесь, а ежели кто чихнет — лично порешу клюкой по башке, так и знайте!
Разумеется, после такого замечания всем отчаянно захотелось чихать.
Решат, раз стража пропустила, значит, твари вы благонадежные, тревожиться нечего… Так что услышите голоса — сидите и не высовывайтесь, а ежели кто чихнет — лично порешу клюкой по башке, так и знайте!
Разумеется, после такого замечания всем отчаянно захотелось чихать. А может, дело было не в словах, а в пропыленном пологе, натянутом поверх вагонетки.
Да, не из приятных вышла эта дорога! Темно, душно и тесно, пошевелиться невозможно — руки-ноги затекают, шею сводит. Скользя своим ходом под уклон, оглушительно грохочет и безбожно трясет железная повозка. Полупьяный гном откуда-то сверху орет песни столь фривольного содержания, что стыдно слушать в присутствии девушки. И так долго тянется все это безобразие, что поневоле клонит в сон…
Разбудил их истошный скрежет металла и резкий толчок — вагонетка стала. Второй кордон, поняли они, и затаились. Даже тогда не пискнула Гедвиг, когда чей-то локоть заехал ей точно под глаз, да так, что синяк обеспечен, придется сводить!
— Чего везешь, Оппершаффергренц? — послышался чужой, тоже не слишком трезвый голос.
— Чего-чего? Покойник домой запросился, вот везу!.. Да пропускай уже, не томи. Не слышал разве, старый обербергмастер из восьмой штольни помер, забрать велели. Сам обербергмастер! А ты время тянешь. Никакой в тебе почтительности нет, Пфефферпанцер, как тебя на службе держат?
— Ну ладно, ладно. Полог скинь и езжай себе…
У нарушителей границы упало сердце, но старый контрабандист свое дело знал. Заскрипел, как несмазанная телега:
— Видали, полог скинь! А натягивать потом ты станешь, со шнурками возиться? Или я к дому покойного с открытым верхом явлюсь?! Не знаешь ты приличий, Пфефферпанцер, разве можно к дому покойного с открытым верхом являться, да еще к самому обербергмастеру? Вот ежели ты так подло поступить хочешь, то и не помирай лучше потом! Помрешь — так я за тобой с открытым верхом приеду. А не дождусь — сменщику завещаю и клятву возьму: как помрет Пфефферпанцер, езжай к нему без полога, он при жизни приличий не знал, так неча ради него стараться, шнуровать. Хорони его как гулящую бабу, с открытым верхом — вот что я сменщику велю! Обидел ты меня недоверием своим, Пфефферпанцер, крепко обидел. А еще у дочки моей на свадьбе гулял, бесстыжие твои глаза!
— Да хватит уже брюзжать, выпивоха старый! — плюнул стражник. — Хорош болтать, проезжай! Покойный заждался, поди.
— Ну то-то же! — погрозил могильщик, и вагонетка с лязгом и скрежетом продолжила путь…
— Ау! Эй, вы там! Померли, что ль? Назад вас везти? Вылазь, приехали! — Оппершаффергренц забарабанил кулаком в железный бок повозки, и головы спавших чуть не раскололись от гула. Выскочили как ошпаренные. — Ну то-то же! А то разлеглись они, разнежились на чужом месте. Видел бы покойный господин обербергмастер, какая тут дрянь до него под пологом ехала, — укорил бы меня. Как бы через вас сниться теперь не стал. Накинули бы монетку али две за беспокойство!
Ну, пришлось накинуть. На том и расстались. Вагонетка укатилась вбок и вниз, а трое нарушителей остались предоставленными сами себе в месте чужом и незнакомом. Куда теперь идти?
Около часа, а может, и больше — время под землей течет непривычно, сколько его прошло, не разберешь — они блуждали бесконечными, плохо освещенными коридорами, без пользы, но с интересом. Оппершаффергренц сказал правду: редкие встречные не обращали на чужаков ни малейшего внимания, даже не оборачивались вслед. Они сновали деловито, с кайлами и молотками, счетами и гроссбухами, скрипели тачками гружеными и громыхали пустыми — работа кипела. Приходилось жаться к стене, чтобы не сшибли ненароком.
Приходилось жаться к стене, чтобы не сшибли ненароком. И такой у всех был вид — важный, одухотворенно-сосредоточенный, — что и окликнуть, побеспокоить неловко. Трудились, будто священнодействовали.
Но не бродить же им по подземельям вечно! И Йорген решился: выбрал парня помоложе, с бородой только-только пробившейся, оттого смешной и клочковатой, спросил, как научил могильщик:
— Эй, почтенный, не подскажешь ли дорогу к Восточным воротам?
И куда что подевалось! В сторону полетело кайло, сосредоточенную мину как ветром сдуло, алчно сверкнули глаза.
— Сколько дадите, если провожу?!
Это был второй из целого ряда случаев, когда спутники могли убедиться: чужаку в Нижнем Вашаншаре доступно очень многое, если он не станет скупиться. Потому что местные жители очень, очень любят труд, но мзду — еще больше.
Глава 25,
в которой Семиаренс Элленгааль с радостью обнаруживает, что перестал быть пупом земли, Кальпурций Тиилл и Гедвиг Нахтигаль предаются печалям по поводу мироустройства, но навстречу им выходит некто в черном плаще