Того, что случилось дальше, не только Кальпурций — сам ланцтрегер фон Раух, выросший на полях сражений с Тьмой, увидеть не ожидал. Даже для него это оказалось в новинку!
Ночные твари дохнут по-разному. Отрубите голову вампиру любой породы — тело его на ваших глазах истлеет до степени разложения, присущей трупу, определенное время пролежавшему в земле. Может оказаться еще свежим, может — скелетом с клочками гнилой кожи на костях, это как уж вам повезет. Обезглавленный вервольф оборотится человеком. Гифта растечется зловонной слизью. Одни из тех чудовищ, с которыми Йорген сражался на севере, имели обыкновение сгорать, рассыпаясь искрами. Другие медленно истаивали в ночном воздухе. Но прелестное дитя повело себя иначе.
Тельце, над которым так горестно рыдал силониец, вдруг зашевелилось интенсивнее, и тот, на свое счастье, отпрянул. И уже с расстояния в несколько шагов с ужасом наблюдал, как оно становится на четвереньки, как бежит, резво перебирая конечностями, вывернувшимися по-паучьи, коленями и локтями наружу.
Но прелестное дитя повело себя иначе.
Тельце, над которым так горестно рыдал силониец, вдруг зашевелилось интенсивнее, и тот, на свое счастье, отпрянул. И уже с расстояния в несколько шагов с ужасом наблюдал, как оно становится на четвереньки, как бежит, резво перебирая конечностями, вывернувшимися по-паучьи, коленями и локтями наружу. Подбежало к голове, ткнулось кровавым обрубком шейки в зияющую поверхность среза. И голова приросла к нему мгновенно, даже шрама не осталось. Правда, сидела теперь косо, лицо оказалось повернутым вбок, но малютку такая безделица, судя по всему, не беспокоила. Не утруждая себя прямохождением, она, как была на четвереньках, посеменила к своей жертве, завела старую песню:
— Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…
Кальпурций замер в ужасе.
— Бежим! К дороге! — это подскочил Йорген, дернул его за плечо.
И они побежали, благо недалеко было. Иначе трудно сказать, чем бы окончилось это странное дело.
— Если ты намерен и впредь из-за каждой убитой твари разбивать мне мор… хм… лицо, то боюсь, наша миссия будет подвигаться медленнее, чем хотелось бы! — В голосе Йоргена сквозила обида, но окажись на месте Кальпурция, к примеру, Дитмар — тот сразу уловил бы, что она ненастоящая и братец просто притворяется.
Ланцтрегер лежал на спине и тихо хныкал. Не потому, что было ему так больно — подумаешь, в морду получил, первый раз, что ли, — а чтобы друг Тиилл проникся состраданием и осознал, что впредь так поступать не следует.
Друг Тиилл был рядом, бережно вытирал ему кровь с разбитого лица и предавался раскаянию:
— Ах, как же я тебя… Ах ты, господи, крови сколько!
— Сколько? — с живым интересом спросил Йорген, приподнимаясь на локтях.
— Много! Ты лежи, лежи пока… Слушай, а вдруг я тебе нос сломал?!
— Ну буду кривоносым, — равнодушно откликнулся пострадавший, потом все-таки исследовал состояние упомянутого органа и поспешил обрадовать товарища: — Нет, похоже, целый. Не переживай.
Но Кальпурций переживал. Друг спас его от верной гибели, а он, неблагодарный, так обошелся с ним! Обвинил страшно подумать в чем, ударил…
— Да ладно! Это же не ты, это чары! — великодушно махнул рукой ланцтрегер.
Но Кальпурцию легче не стало. Он знал, чувствовал: не чары, нет! Осознанно он себя вел, и если бы оружие на дороге не оставил, при себе имел — так и убил бы! Просто он еще не научился доверять новому другу — вот в чем его беда и его вина…
А тот, будто уловив его мысли, вдруг сказал тихо:
— Если с дороги сходишь… если вообще идешь куда… Ты оружие из рук не выпускай, не имей такой привычки! Не на прогулке мы!
…И до самого утра они привалов больше не устраивали. И до самого утра маленькое чудовище на четвереньках бежало за ними вдоль дороги, скоростью не уступая лошадям, и канючило: «Мне холодно! Боюсь! Боюсь! Дяденька, возьми меня…» Какой уж тут отдых!
Уже перед рассветом Кальпурций вдруг вспомнил, спросил:
— Слушай, а как ты догадался, что это был не настоящий ребенок?
— Так ведь он тени не отбрасывал! — был ответ.
— Что, на зойга [15] нарвались, почтенные? — усмехнулся при виде них привратник на въезде в Гамр.
— Девчонка, маленькая такая, и голова не отрубается. Оно? — уточнил Йорген.
— Так точно, оно! Он! — радостно кивнул словоохотливый страж.
— Так точно, оно! Он! — радостно кивнул словоохотливый страж. — Зойг! А вы отколь же путь держите, из каких благословенных краев, что зойга не знаете?
— Мы-то? — усмехнулся ланцтрегер фон Раух. — Из Эренмаркского королевства. Я, к примеру, из Эрцхольма родом.
— Да ну! — Гизельгерец даже попятился. — Это из того Эрцхольма, который чуть большая Тьма не сожрала?!
— Вот-вот. К вопросу о благословенных краях!
— Тьфу-тьфу! Чур меня, чур! — замахал руками страж, но потом не выдержал и похвастался: — А все ж таки зойгов-то у вас и нет!
— Да, вот только этой дряни нам и недоставало! Ты расскажи, любезный, что это за порода? Как их убивают? — И, чтобы тому было интересней рассказывать, Йорген протянул стражу полкроны серебром.
Дядька сразу просиял не хуже той монеты, затараторил: