— А доложу я вам, добрейшие господа ваши светлости, что порода эта самая что ни есть зловредная. Завелась у нас по осени еще, с первыми холодами пришла. Сколько народу извела за зиму, пока разобрались, что к чему, — страсть! Особливо бабьему населению урон вышел. Они ведь, бабенки, какие — токмо рабенка углядят, сразу норовят на руки схватить, нет бы спервоначалу про тень вспомнить! А ему, зойгу, стало быть, только того и надобно! Покуда не тронешь его, он над тобой и власти не имеет. А как обнимешь — пиши пропало! К шее прильнет и всю кровь высосет, а с нею, говорят, и душу саму выймет! Хорошо, если рядом кто окажется, отобьет. А одному человеку избавиться от зойга никакой возможности, непременно заест.
— Так он вроде вампира, что ли?
— Э нет! Шторбам он вовсе не родня, только в том и есть сходство, что кровь сосет, а повадка другая! По могилам не таится, осины не боится, да и стали доброй тож. Непросто его убить. Да и жалко бывает: с виду дите дитем, лучше настоящего, не у всякого рука подымется. Это его главная подлость. Но и приятность своя в нем есть. Со шторбами как: кусанули тебя хоть раз — сам шторбом станешь. А вовремя отбей зойгом покусанного — жив останется, коли от малокровия не помрет или от заразы, ежели зойг прежде кого хворого поел. То-то!
— Убивают их как? — напомнил ланцтрегер, а сам подумал: «Непременно надобно послать в столицу письмо с гонцом, предупредить, какая новая пакость в мире завелася!» (Слог привратника оказался заразительным.)
— А убить зойга совсем непросто. Способ один: зарубить и бабьим молоком обрызнуть — тогда не срастется. Иначе никак!
— Эх! — присвистнул Кальпурций совершенно по-простонародному, манеры его стремительно портились, уже страшно было домой показываться. — Это где же столько ба… столько молока взять?
Страж пожал плечами, ответил с большим достоинством и гордостью за родной город:
— Ну не знаю, как там у вас на севере, а у нас в Гамере, к примеру, бабье молоко нынче в любой оружейной лавке купить можно!.. — помолчал и добавил, желая честно отработать серебро: — Да только вам, странникам иноземным, оно вовсе ни к чему, это для наших охотников товар. Вам, главное, руками зойга не хватать — и целы будете!
— Скажи, — спросил напоследок, после некоторого колебания, Кальпурций. — А как ты догадался, что мы столкнулись с зойгом?
Страж широко ухмыльнулся:
— Да как же? Смотрю, идут двое, один бледный да скучный, и пятно на шее, будто со злой девкой целовался. А у второго мор… простите, ваша светлость, личность пострадамшая. Тут сразу ясно: на одного зойг насел, второй отбивал да сам под раздачу попал.
Обычное дело! Глупый только не догадается!
— Право, какие все вокруг догадливые пошли! — пробурчал силониец себе под нос. Почему-то он чувствовал себя уязвленным.
Глава 13,
повествующая о жизни города Гамра и о дурном нраве его аптекарей
Гамр оказался городом большим и богатым даже по меркам благополучной Силонии и мощного Эренмаркского королевства. Йорген и Кальпурций, привыкшие считать соседнюю Гизельгеру едва ли не задворками мира, были весьма удивлены его масштабами. Если бы они чуть больше интересовались географией и экономикой сопредельных государств, им было бы известно, что по размерам своим и благосостоянию Гамр значительно превосходил саму Зелигерду, гизельгерскую столицу.
Конечно, не непромокаемым плащам, оказавшимся на поверку дрянными, город был обязан своим процветанием, и даже не тисненым пряникам, которые производились здесь в огромных количествах и были действительно очень хороши. Настолько хороши, что у Йоргена наконец проснулось чувство голода и он купил сразу три: с домиком, с корабликом и с овечкой. Первые два съел сразу, третий припрятал. Лоточник клятвенно уверял, будто медовое изделие искусных гамрских пекарей может храниться без потери качества никак не меньше двадцати лет, если держать его в прохладе и сухости. Йорген решил, что на его век хватит, и присовокупил пряник к своей коллекции.
— На твоем месте я бы не сам пряник хранил, а выкупил у мастеров пряничную доску или попросил сделать оттиск на глине, — посоветовал старший товарищ. До этого момента он все-таки подозревал, что Йорген его разыгрывает, но теперь сомнения рассеялись. Он хорошо знал, что такое азарт страстного собирателя, и теперь ясно читал его в глазах спутника.
— Точно! — обрадовался ланцтрегер. — Купим палатку — и сразу в пекарский квартал!
Ремесленный Гамр имел цеховое устройство, на рынке здесь торговали только привозным товаром, а тем, что производился в городе, — исключительно в лавках при мастерских. На этот счет существовали строжайшие правила, делавшие послабление лишь для торговцев снедью вразнос.
…Но вернемся к источнику местного благосостояния, к тому, что создавало городу тайную славу в очень, очень узких кругах фавонийского общества. Именно здесь, в Гамре, в квартале, носившем мирное и респектабельное наименование аптекарского, помимо целебных снадобий изготовлялись совсем другие зелья, гораздо менее полезные для человеческого организма, зато весьма ценные для большой политики. Гамр был центром западного колдовства, но об этом мало кто знал. Слишком опасные специалисты трудились здесь, и слишком серьезными были их заказчики.