— Мне казалось, драконы не принадлежат Тьме… — удивился просвещенный силониец. — Это древние природные создания, живущие вне представлений о Добре и Зле…
— Ну Тьме-то он, может, и не принадлежит, но жрать-то ему хочется! — усмехнулся ланцтрегер. — Привычной добычи не стало, вот и пришлось на город нападать.
— А какая у него привычная добыча? — Фруте стало любопытно, он вдруг понял, что, несмотря на прекрасное образование свое, слишком мало знает о драконах.
Йорген ответил важно:
— Скажем, так. Он ест все, что движется, состоит из плоти и крови и не имеет привычки бить из тяжелой катапульты ядрами с отравленными шипами. Главные кормовые угодья для драконов — это человечьи деревни. Там и скот, там и люди беззащитные. А в города они только от большой нужды лезут — в неурожайные годы, в войну, после моровых поветрий… Знаете что? — Он вдруг перебил сам себя. — Мне кажется, в этом городе еще есть жизнь! Во-он там, видите? Это огороды! Ой, мне кажется, там капуста растет! — Он умоляюще взглянул на спутников. Спасительная кабанятина успела надоесть до тошноты, так хотелось чего-нибудь другого, растительного!
— Надо пойти туда, может, удастся солью разжиться! — поддержала Гедвиг. — Чары чарами, а мясо лучше бы засолить. А может, и хлеба на него выменяем.
Это был аргумент! Даже Семиаренс Элленгааль не смог устоять, хотя идти в этот город ему очень, очень не хотелось. Он уже был там — десять лет назад…
Белый Фальк — так он назывался. Некоронованная столица земель Со. На сотни лиг вокруг не встретишь города богаче и краше. Все торговые пути сходились в нем, золото текло рекой. Только из камня строили здесь дома — ни одной деревянной лачуги, даже на самых окраинах. А народу жило — страшно представить — чуть не шестьдесят тысяч !!! В общем, дракону в свое время нашлось чем поживиться… Ох, что-то там творится сегодня? Семиаренсу Элленгаалю было жутко до дрожи.
…Даже страшное темное десятилетие не смогло полностью стереть следы былого величия Белого Фалька. И лежа в руинах, город восхищал. Очевидно, к возведению его приложили руку силонийские и эренмаркские зодчие. Первым принадлежали богатые дома с колоннадами и внутренними двориками, вторым — взлетающие в небо острые шпили башен. Кальпурций смотрел — и удивлялся, как органично сочетаются в Фальке два архитектурных стиля, ранее казавшиеся ему совершенно несовместимыми. Не выбивались из общей картины и постройки третьего типа — довольно массивные, приземистые, с маленькими оконцами и почти плоскими крышами. Правда, значительная часть городских зданий лежала в руинах, но это были именно руины — живописные и благородные, — а не безобразные развалины.
Не выбивались из общей картины и постройки третьего типа — довольно массивные, приземистые, с маленькими оконцами и почти плоскими крышами. Правда, значительная часть городских зданий лежала в руинах, но это были именно руины — живописные и благородные, — а не безобразные развалины.
И среди них копошилась жизнь. Вот она-то была безобразна. Голодная, нищая, грязная и вонючая, она пыталась подражать жизни обычной, мирной. Люди занимались ремеслом: портные перекраивали одну рвань в другую, что-то мастерили гончары и плотники. Ковали оружие кузнецы. Были открыты торговые лавки. Правда, в те из них, где товара было много — и какого богатого! — покупатели заглядывали редко. У дверей же, где полки стояли пустыми, неизменно толпился оборванный и злой народ — здесь торговали едой.
В городе сохранилась даже какая-то власть, писались указы и вывешивались на столбах:. «О недопущении присвоения имущества покойных без письменного разрешения Управы», «О недозволенном выпасе скотины в Священном саду», «О рыболовной и прочих повинностях», «О пресечении людоедства и трупоедства» и прочие в таком духе. Была своя стража, гоняла тварей, как могла, и ловила воров. Кто-то судил их и казнил — на площади стояла большая окровавленная плаха. Кто-то учил детей (десятилетних и старше, малышей не было вовсе). Кто-то по утрам убирал с улиц трупы и сжигал. В общем, порядок был.
И соль была, даже в избытке. Пожалуй, это единственное, в чем город не испытывал нужды, благодаря соляной шахте, расположенной неподалеку… Эх, знать бы о ней раньше — можно было и в город не ходить, на неприятность не нарвались бы.
Виноватым в случившемся оказался Семиаренс Элленгааль, излишняя его доброта.
Изможденный и дряхлый дед сидел на нижней ступени мраморного крыльца, обхватив иссохшими руками острые голые колени, торчащие из прорех штанов. У деда было темное сморщенное лицо, всклокоченная борода с застрявшими в ней щепками и соломинами, бесцветные глаза и один-единственный зуб, выпирающий изо рта. Рядом лежала клюка и глубокая глиняная миска, в нее дед собирал милостыню. Не деньгами, конечно, едой. Были в миске рыбьи кишки, очистки репы, какая-то ботва — все вперемешку, и синие мухи роем вились над ней.
И сердце светлого альва не выдержало. Скинул мешок, достал добрый кус кабанины, положил с поклоном: «Прими, почтенный старец!»
И вдруг в ногу его вцепились костлявые пальцы.
— Стой, нелюдь!!! Я вспомнил тебя!!! Лю-ди-и!!! Держи-и-и!!! — Удивительно громкий и резкий голос оказался у нищего.