И столько удачи натаскали они в чужие дома и шатры, что для Гедвиг дело кончилось несварением желудка, а Кальпурций почувствовал в один прекрасный день, что на животе у него завязался неприятный жирок.
Один только Йорген обошелся без последствий. Он не выносил даже обычного коровьего молока, потреблял его лишь в самые голодные годы. На кобылье же не мог смотреть без содрогания. Но именно оно, почитаясь великим даром все тех же богов, шло на приготовление большинства гартских блюд, придавая им странный и неприятный для северного восприятия привкус. И вот, чтобы избавиться от нежеланного угощения, находчивый ланцтрегер фон Раух нацепил на себя хаалльские обноски и принялся очень талантливо изображать раба. Его перестали приглашать в шатры, стали кормить на улице пресной лепешкой, против которой он не возражал — отличные лепешки пекли гартские хозяйки в больших, обмазанных глиной ямах. Мечта, а не лепешки! Есть, оказывается, на свете места, где выгодно слыть рабом! Кто бы мог подумать?
Так прошло десять дней, а на одиннадцатый все изменилось вокруг. Не сразу — исподволь. Молодая трава будто бы поседела, сделалась колкой и расти стала не благодатным ковром, а неопрятными пучками, похожими на крошечные копии северных болотных кочек. Стали встречаться и совсем голые участки земли, усеянные острыми каменными обломками. Должно быть, камни эти были колдовскими, потому что несли на себе четкий рисунок из цветных, вложенных друг в друга колец — розовых, оранжевых, сиреневых и желтых [19] . Будто чей-то глаз. Гедвиг подобрала несколько — вдруг пригодятся для ворожбы? Скорее уж для сглаза, усмехнулся Йорген, и ведьма подумала, что он, пожалуй, прав.
Необозримая взором равнина взбугрилась пологими холмами, хищные птицы стали кружить над ней, высматривая добычу.
И не сладкими медоносами пах здешний воздух — горькой полынью. И не добрым богам молились здешние жители, а каменным истуканам с плоскими лицами и слепым взглядом небрежно выдолбленных глаз. Из-за этого солнце стало белым, а небо желтым, и пушистые облачка — ручные зверьки Дев Небесных — не хотели на нем пастись.
Пропало ощущение благоустроенности и уюта, появилось незнакомое, щемящее чувство одиночества, затерянности среди этих бескрайних и диких просторов, не для человека созданных богами. Дальние Степи походили на Степной Гарт, как походит огромный волкодав-вальдбунд на нежную дамскую левретку. Злой, опасный край…
— Должно быть, здесь и змей едят, — предположил Йорген с осуждением. — Вон их сколько ползает — не пропадать же добру!
— Друг мой, — вздохнул на это Кальпурций, — тебе порой изменяет логика. Знал бы ты, сколько крыс видел я в некоторых городах твоего родного королевства — и никто их не ел! По-твоему, это пропавшее добро?
— Нет, не пропавшее, — возразил ланцтрегер, — крыс шторбы едят, когда другой добычи нет. Я так думаю, если бы не крысы, шторбы давно бы с голоду перевелись.
— Да тьфу на вас! — скривилась Гедвиг. — Нашли интересную тему!
Она как раз собралась закусить ломтиком молодого гартского сыра. Ее желудочное расстройство сошло на нет, после четырех постных дней проснулся здоровый аппетит, но, чтобы не навредить себе вновь, она ела особым способом — помалу, зато часто. Ведьмы знают толк в таких делах.
— А что ты ругаешься? — удивился фон Раух. — Разве ведьмы крыс не едят?
— Ну, может, и едят, — нехотя признала девушка. — В особых случаях, когда этого требует профессия. Но я лично не ем, у меня другая специализация. И мне подобная тема к столу неприятна.
— Извини, учтем, — обещали парни, перевели разговор с крыс на людей — когда же они наконец появятся? За два дня ни одной живой души не встретилось (мертвые приходили ночью, выли и мешали спать). Повывелись все, что ли?
Нет, не повывелись. Люди в Дальних Степях жили, но на гартских своих соседей не походили совершенно, ни внешностью, ни обычаем. У них были плоские лица со странным разрезом глаз — будто через щелки смотрели. Среди женщин было немало красивых, многие мужчины имели гордую, благородную осанку и сложение, свидетельствующее о необыкновенной силе и выносливости. Но то, во что они были одеты, Йорген одобрить никак не мог, потому что видел точно такого покроя стеганую хламиду на молодом короле Видаре. Его величество облачался в нее раз в месяц, когда принимал ванну. Здесь в этом ходили все, невзирая на пол и возраст, и носили не на голое тело, а поверх золотом расшитых рубах и широких штанов. Зато шапки их суконные, очень затейливой формы, ланцтрегеру понравились, и он хотел купить одну, но побоялся — вдруг насекомые?
Впрочем, никто бы ему шапку и не продал, скорее всего. Чужаков в Дальних Степях не любили — не посланцев добрых богов видели в них, а подозревали разбойников или злых чародеев. Женщины, старики и дети бросались врассыпную, скрывались в красивых, украшенных диковинными орнаментами шатрах. Мужчины встречали недобро, с оружием на изготовку, устраивали короткий допрос и заставляли путников испрашивать позволение на проезд по землям их рода. Требование было совершенно бескорыстным, не золота хотели степняки, а почтения, признания их исконного права. Незадача же состояла в том, что они сами, похоже, не разбирали толком, какие земли принадлежат их роду, какие — соседям. Случалось несколько раз: только-только получено разрешение пересечь угодья, простирающиеся «от этого места и на семь дневных переходов во все стороны», как из-за ближайшего холма новые «хозяева» лезут — и им кланяйся.
Право, если бы еще и платить надо было — совершенно разорили бы. А однажды и вовсе казус вышел — два рода столкнулись и давай выяснять, где чья земля, кому от пришлых поклоны принимать. Сцепились насмерть — так и летели головы в разные стороны, кровища лилась рекой. Дожидаться конца сражения друзья не захотели, улизнули под шумок, никто на них больше внимания не обращал и догонять не стал.
Жили эти странные люди всё больше разведением овец. И ланцтрегер порадовался вначале, надеясь пополнить свое собрание. Однако степняки животных не изображали вовсе и всю свою утварь украшали одними лишь узорами из прихотливых завитков. Кальпурций, правда, предположил, что завитки эти есть не что иное, как символическое обозначение бараньих рогов, но Йорген заявил в ответ, что символические овцы его не интересуют, только очевидные. «Тебе же хуже, — сказал ему Кальпурций. — Слишком уж ты разборчив». И они принялись обсуждать принципы составления коллекций, а Гедвиг слушала и удивлялась: ну почему мужчины всегда увлекаются какой-нибудь ерундой?.. Хотя овечки — это, пожалуй, очень мило. Надо будет вышить при случае и подарить.