Сквозь зеленоватые окна виднелись крыши ангаров и падал солнечный свет, будто профильтрованный океанской толщей; это придавало круглому улыбчивому лицу Мэлори нездоровый трупный оттенок. Но Каргин, сделав поправку на освещение, сообразил, что видит энергичного джентльмена лет шестидесяти, лысого, плотного и невысокого, с твердой линией рта и несомненной армейской выправкой. Голос у него был громкий, звучный, с командными нотками.
— Садитесь, капитан. Я — шеф административного отдела и отвечаю в нашей компании за подбор кадров, секретность, безопасность, а также… хм-м… за другие вопросы, которых мы коснемся со временем, — Мэлори смолк, погладил лысый череп, бросил взгляд на пейзаж с островом и добавил:
— Позвольте представить вам Брайана Ченнинга, одного из вице-президентов «Халлоран Арминг Корпорейшн». Можно сказать, что мистер Ченнинг — наш коммерческий гений. Он возглавляет отдел финансов и инвестиций.
Мистер Ченнинг благожелательно хрюкнул. Он расположился под картиной на диване и занимал его большую часть — совсем немало, так как этот предмет обстановки был весьма капитальным. Диван прогибался под его тяжестью и жалобно постанывал, когда Ченнинг менял позу; казалось, еще чуть-чуть, и кожаная обивка не выдержит, треснет, и стальные пружины с мстительной яростью вонзятся финансисту в зад. Видимо, подобная перспектива не являлась секретом для Ченнинга — ворочался он с большой осторожностью.
— Курите, — Мэлори с благожелательной улыбкой подвинул на край стола коробку гаванских сигар.
— Спасибо, сэр. Не курю, — Каргин, стараясь скрыть удивление, повернулся — так, чтобы свет не падал в лицо. А удивляться было чему: выходит, он представлялся разом двум Очень Важным Персонам, руководителям компании. Это придавало будущей работе ореол загадочности и несомненной перспективности.
Мэлори обрезал кончик сигары, закурил, откинулся в кресле и некоторое время с откровенным интересом изучал физиономию Каргина. Внезапно он усмехнулся и произнес:
— Обращение «сэр» у нас не принято. Слишком официально и слишком попахивает англофильством. Вы, надеюсь, не питаете каких-то особых симпатий к Британии?
— Ни в коем случае, — отозвался Каргин. — Я служил Франции, в Иностранном легионе. Там британцев не любят.
— Что же, отлично. Мистер Халлоран, наш босс — ирландец. Точнее, американец ирландского происхождения. Как, кстати, и я. Мы с ним из тех ирландцев, что не забыли о своих корнях, — раскрыв папку, лежавшую на столе, Мэлори пошелестел бумагами, затем промолвил:
— Мистера Ченнинга можете называть Брайан, меня — коммодор. Я служил на «Миссури»… Это вам что-нибудь говорит?
— Говорит. Линкор, тип «Айова», полуметровая бортовая броня, главный калибр — четыреста шесть миллиметров, три башни по три ствола, плюс десять спаренных 127-миллиметровых орудий и восемнадцать счетверенных 40-миллиметровых зенитных пушек. Еще два вертолета и экипаж три тысячи человек. Скорость хода — до тридцати узлов, дальность плавания — пятнадцать тысяч миль.
Твердая линия губ коммодора внезапно смягчилась; теперь он внимал с полузакрытыми глазами и порозовевшим лицом. Пальцы его отбивали ритм боевого марша, сигара, зажатая меж крепких зубов, мерно подрагивала, будто ствол главного калибра в поисках достойной цели. Когда Каргин смолк, Мэлори глубоко втянул дым, выпустил его через ноздри и произнес:
— Великолепно! Сказать по правде, бортовая броня была поменьше полуметра, а экипаж — двадцать семь сотен, но все равно — великолепно! Что вы окончили? — он снова зашелестел бумагами.
— Пехотное училище?
— Воздушно-десантное, — пояснил Каргин, решив не уточнять, что учился на отделении разведки.
— Хм-м… так…- Мэлори, поворошив бумаги, выдернул одну и быстро пробежал глазами. — Значит, воздушно-десантное, Рей-зань… Неплохо там учат, в этой Рей-зани, черт побери! Итак, выучились, потом служили… девять лет служили, до января девяносто четвертого… Ну, а потом — под зад коленом. Вышвырнули вон, так?
— Не вышвырнули. Я подал рапорт с просьбой об отставке.
— Почему?
Каргин пожал плечами.
— Хотелось жить по-человечески, в Москве. Деньги были нужны. Вот завербовался в Легион и заработал. Крыша теперь есть…- он сделал паузу и вымолвил:
— Ну, кроме денег была и другая причина…
— Какая?
— Чечня. Я считал, что без войны не обойдется, и не ошибся.
Ухмыльнувшись, Мэлори ткнул сигарой в сторону Каргина.
— Не любишь воевать, сынок?
— Даром — не люблю.
«За деньги — тоже, — добавил он про себя. — Особенно в Чечне».
Каргин, потомственный офицер, не боялся ни смерти в бою, ни крови, ни ран, но та война казалась ему не праведной, несправедливой с обеих сторон, ибо свои сражались в ней со своими, и ветераны Афгана, недавние однополчане и сослуживцы отца, рвали друг другу глотки. Это было не противоборство народов, а упрямое, исступленное соревнование амбиций их лидеров, которых Каргин не уважал. Ни Чечня, ни Россия еще не имели вождей, озабоченных благом народным, а значит, способных договориться и отстоять самое важное — мир. Он полагал, что такие вожди появятся в будущем, лет через сто, а нынешние были тем, чем были, — недавними функционерами КПСС в наспех наложенном гриме демократов, либералов или диктаторов, поборников русской идеи, православия либо ислама. В своем роде из лучших людей, но лучших из худших, ибо по-настоящему лучшие еще не народились.