Поселок располагался километрах в трех от рабочей зоны, у подножия холма с президентской виллой. Параллельно Грин-авеню шли пятнадцать или двадцать улочек с поэтическими именами вроде «Аллеи Роз», «Бульвара Утренней Зари» и «Большой Секвойи»; на каждой — тридцать-сорок уютных домиков, тонувших в зелени и цветах. Растительность была пышной, разнообразной и радовала глаз: стройные пальмы соседствовали с кипарисами и дубами, рододендронами, калифорнийскими кедрами и еще каким-то хвойным деревом, неведомым Каргину. В конце улочки Большая Секвойя обнаружился древесный гигант неохватной толщины, подпиравший, казалось, самое небо, и он решил, что это и есть секвойя. Среди ее чудовищных корней ютился автомат с банками кока-колы.
На Грин-авеню нашлось питейное заведение посолидней — бар, стилизованный под испанскую венту, где подавали пиво, виски и вино. Он стоял напротив коттеджа под номером двадцать два, а рядом высился бревенчатый салун под названием «Старый Пью», с бильярдной, кегельбаном и тиром, располагавшимся несколько поодаль и огороженным дубовой стойкой. Проезжая мимо, Каргин втянул носом воздух и расплылся в блаженной улыбке: пахло жареными цыплятами и какой-то острой мексиканской приправой.
В шесть часов атмосфера наполнилась запахом бензина и гулом машин; их пестрый поток устремился к дороге под вязами и дубами, распадаясь на два полноводных ручья: одни катились к поселковым улочкам, другие — в Уолнат-Крик, а возможно, и дальше, на запад, к заливу. Сообразив, что рабочий день закончился, Каргин подрулил к «Старому Пью», со вкусом пообедал, выпил пива в баре и приценился к шампанскому. Местное стоило пятнадцать долларов, французское — семьдесят пять. Он вздохнул, поскреб в затылке, но купил французское; бросил тяжелую бутыль на сиденье «шевроле», снял пиджак и направился к стрельбищу.
Публики там не было, если не считать чернокожего паренька, содравшего с Каргина пяток «зеленых». В обмен ему были предложены спортивный пистолет, «беретта», «кольт» модели девятьсот одиннадцатого года и»специальный полицейский» сорок пятого калибра. Каргин выбрал полицейский револьвер и под восхищенное улюлюканье мальчишки всадил шесть пуль в десятку. Стреляли здесь по мишеням армейского образца, прибитым к фанерному щиту и представлявшим поясной контур без рук, но с головой. От револьверных пуль фанера летела клочьями, а гром стоял такой, будто палили все батальонные минометы разом.
Каргин пошарил в карманах, сунул парню мелочь, какая нашлась, и расстрелял еще пару обойм.
Когда рассеялся дым и смолк грохот последнего выстрела, сзади раздались аплодисменты. Он обернулся и встретился взглядом с рыжеволосой девицей в красной маечке и шортиках. Она была по плечо Каргину, невысокая, стройная, хрупкая, но с полной грудью; майка так обтягивала ее, что выделялись соски. Бледное личико с веснушками у вздернутого носа казалось бы приятным, даже красивым, если бы не губы, кривившиеся в ухмылке, и некая облачность в серо-зеленых глазах.
Причину такого тумана Каргин определил с пяти шагов: от рыжеволосой красотки попахивало спиртным. Запах стал особенно заметен, когда она, шагнув поближе, ткнула его кулачком в плечо.
— Ты кто, ковбой? Новый охранник? Откуда?
— Спецагент Алекс Керк, сестренка, из самой Черной Африки, — ответил Каргин и свирепо оскалился. — Киллер! Нанят мистером Ченнингом, чтобы пришить мистера Мэлори.
— Киллер, ха! А я — майское дерево!
— Не веришь? — он похлопал себя по карманам. — Черт, мелочь кончилась…
Доллар-другой у тебя найдется? Дай мальчишке, пусть набьет барабан, и я пристрелю вас обоих.
— А если без пистолета, руками? — она придвинулась так близко, что напряженные соски уперлись в грудь Каргину.
— Можно и руками, — согласился он, взял ее за талию, приподнял и отодвинул на полметра. — Ты как желаешь: чтобы я тебе шею свернул, сердце проткнул или вырвал печенку?
Рыжая захихикала.
— Лучше проткни. Только начинай снизу, — она уцепилась за локоть Каргина и потянула его к бару. — А ты ничего, ковбой! Как тебя?.. Алекс? Ну, Алеке так Алекс… Весельчак! Люблю весельчаков… Пой-дем-ка, отметим знакомство… Угостишь бедную юную леди?
— В другой раз, — пообещал Каргин, шагая рядом и искоса разглядывая ее.
«Леди, может, и бедная, однако не юная, — подумалось ему. — Постарше Кэти, но не намного, на год или два. Нахальная, но вполне ничего… ежели в трезвом виде и приличном платье… или вовсе без платья… Посмотрим сначала, что с Кэти выйдет!» — решил он и, осторожно выдернув руку из цепкой хватки рыжей, поинтересовался:
— Имя у юной леди есть?
— Мэри-Энн, — пробормотала девушка, покачнулась и привалилась к плечу
Каргина, обдавая его запахом виски и горьковатым ароматом духов.
Он поддержал ее под локоток.
— Мэри-Энн? Проще Нэнси…
Рыжая вздрогнула и резко отстранилась. Возможно, она была не так уж пьяна или протрезвела на мгновенье, но сейчас, когда девушка стояла перед Каргиным, в ее глазах он не заметил ни облачности, ни туманной мглы. Совсем наоборот! Они блестели и сверкали, и казалось, что из них вот-вот с шипеньем вылетят молнии, испепелив его дотла.