Мэри-Энн, заметив Каргина, бросила револьвер и замахала призывно белоснежной ручкой.
— Алекс! Хай, ковбой! Или киллер? — она протянула ему бутылку. — Выпить хочешь?
— Киллеры с утра не пьют, — буркнул Каргин, придвигаясь поближе. — Кстати, по эту сторону «железного занавеса» меня называют Керк.
— Керк так Керк, — согласилась Мэри-Энн. — А что, он еще существует? Этот гребаный занавес?
— Само собой. В загадочной русской душе.
— Вот дьявольщина…- протянула Мэри-Энн, вылезая из машины. — Ты, выходит, русский… А я-то думала, ты — немец. Или поляк.
— Если не лезть в душу, большой разницы нет, — сказал Каргин, разглядывая кучерявого. Здороваться тот не пожелал, даже прикрыл глаза и будто совсем отключился. Лицо его казалось равнодушным как мраморный лик бесполого ангела.
— Это Мэнни, — пояснила Мэри-Энн. — Не удивляйся, он всегда такой. Спит на ходу, пока не забьет косячок.
Пожав плечами, Каргин отвернулся и сделал шаг к стойке, любуясь выложенным на ней арсеналом. Бобби сухо кивнул ему:
— Выбирай! Стреляешь первым, по левой мишени. Четыре выстрела — нос, бровь, глаз, ухо.
— Поправка, — Каргин поводил рукой над оружием и опустил ее на «дезерт игл». «Пушка» была тяжелой, около двух килограммов; нагретая солнцем рукоять удобно устроилась в ладони. — Поправка: кончик носа, середина брови, зрачок и мочка.
Он поднял пистолет к плечу и замер, дожидаясь, когда мальчишка уберется от мишеней. Рыжий джентльмен неодобрительно косился на него, будто говоря: «Что же ты, парень, в детские игры играешь? Цель неподвижная, беспомощная, и вокруг не лес, не горы, не пустыня, а место вполне цивилизованное, без блиндажей и дотов, окопов и траншей. Не стрельба — потеха!»
«Потешиться тоже не грех», — мысленно возразил Каргин.
— Ну, давай! — голос Бобби визгливой сиреной взорвался над ухом.
Бах! Бах, ба-бах! Четыре выстрела слились в один аккорд, короткий, будто дробь зовущего в атаку барабана. Нос у рыжего сделался на сантиметр короче, в глазу и брови зияли две аккуратные дырочки, а ухо словно подрезали ножом — видать, фанера отщепилась.
Каргин щелкнул предохранителем и, вздохнув, опустил пистолет. В Легионе у него был такой же, но с алюминиевой рамкой и удлиненным стволом. Пришлось бросить.
В Легионе у него был такой же, но с алюминиевой рамкой и удлиненным стволом. Пришлось бросить. Может, и удалось бы провезти его в Москву, однако зачем? В Москве хватало своего оружия.
— Теперь я! Две средние мишени! — возбужденно выкрикнул Боб и принялся палить. Было заметно, что этот процесс доставляет ему огромное наслаждение: он раскраснелся, оскалил зубы и картинно упер левую руку в бедро. Стрелял он из «магнума» и совсем неплохо, но в нос и мочку не попал: пули пробили переносицу и верхнюю часть уха.
— Прилично, — похвалил Каргин, представив на мгновение другой пейзаж: вздыбленную землю, грохот разрывов, торопливое стакатто автоматных очередей и фигурки в зеленом с черными лицами; они бегут к нему, посылая веер пуль, и кричат, кричат, кричат… Помотав головой, чтобы прогнать это видение, он повторил:
— Вполне прилично, клянусь Одином!
— Этот Один — твой приятель? — проворковала Мэри-Энн, прижавшись к плечу
Каргина. От нее заметно попахивало спиртным.
— Нет. Приятеля звали Лейф Стейнар. Датчанин, лейтенант… Клялся то Одином, то молотом Тора, то Валгаллой. Ну, сама понимаешь, сестренка… Дурной пример заразителен…
— Скандинав! — Мэри-Энн привстала на цыпочки и соблазнительно потянулась, демонстрируя пышные груди. — Обожаю скандинавов! Такие горячие парни! И где же он теперь, этот Лейф Стейнар?
— В земле! — отрезал Каргин и поднял пистолет. — Гниет в ангольских джунглях.
Глаза девушки широко раскрылись, она отступила назад, будто ее ударили.
— В ангольских джунглях… А ты… тоже там бывал?
— Бывал. Три года в Легионе.
— Хватит болтовни! Стреляй! — выкрикнул Боб. Лицо его налилось кровью, и Каргин подумал, что этот парень слишком самолюбив. Самолюбив, обидчив и любит всегда побеждать… В компенсацию за извращенные вкусы? За этого Мэнни с ангельским личиком? Возможно… В тонкостях психологии «голубых» Каргин не разбирался.
«Дезерт игл» в его руке загрохотал, дернулся, грохнул снова. Всадив пять пуль в правую мишень, он выщелкнул опустевший магазин, направил ствол в землю, нажал на спуск и опустил пистолет на стойку. Боб, кусая губы и хмурясь, скосился на кучерявого, потом начал осматривать мишени завистливым взором. Итог был явно не в его пользу.
— Я знала, что ты никакой не киллер, — раздался голос Мэри-Энн. — Ты, выходит, легионер… И как у вас с сексуальной ориентацией?
— Мы, в основном, некрофилы, — сообщил Каргин. — Обожаем побаловаться с трупами.
Глаза девушки заблестели, она возбужденно вздохнула. — И многих ты поимел, ковбой?
— Многих, не сомневайся! — рявкнул Бобби. — Многих! Он — наемник, руки по локоть в крови!
Каргин, отступив к машине, миролюбиво улыбнулся.
— Не бей копытом, президент, не всем же портреты дырявить… Кстати, кто там на них? Очень благообразный старичок, однако с характером…
— С характером!.. — Мэри-Энн хихикнула, потом согнулась и, звонко хлопая ладошкой по колену, залилась смехом, поглядывая то на Боба, то на Мэнни и будто приглашая их повеселиться. Но кучерявый по-прежнему дремал, а Боб, не обращая на сестру внимания, с хмурым видом следил, как чернокожий парень укладывает пистолеты в оружейный ящик.