Ответная реплика Мэри-Энн была выразительной, но неразборчивой. Лошади спускались вниз, поматывали головами, шли неторопливо, будто давая всадникам время поговорить. Над дорогой смыкались ветви деревьев, ее асфальтная лента была перечеркнута тенями и походила на блеклую мозаику из серых и черных пятен.
— Моей матери Оливии Халлоран по завещанию деда досталась шестая часть фамильного состояния, — вдруг сказала Мэри-Энн. — Потом она вышла замуж за Джеффри Паркера, моего отца… за англичанина… Но это было не единственным его грехом.
Каргин не произнес ни слова. Вероятно, в семье Халлоранов имелись свои счеты, но он не горел желанием в них разбираться.
— Отцу хотелось участвовать в делах компании…- взгляд Мэри-Энн скользил по резным кронам дубов и сейб. — Его право, верно? Как ты считаешь, Керк? Все-таки член семейства и крупный акционер… Но дядюшка не признает компаньонов. Особенно тех, которые любят противоречить и спорить… Таких он гнет в бараний рог. Так ли, иначе, но сгибает. Учти, ковбой: он — великий мастер сыграть на человеческих слабостях.
— А слабости были? — с вежливым интересом спросил Каргин.
— Были. Отец… он увлекался женщинами. Дядюшка это поощрял… не сам, конечно, через десятые руки. И все записывалось и подшивалось к делу. Два года или три, а может, четыре… Не знаю. Я была слишком мала. Потом… Ну, ты понимаешь, что случилось потом.
— Сообщили матери?
Она кивнула.
— Да.
— Да. Но сразу они не разошлись. Ссорились долго… Мать отобрала у отца доверенность на управление имуществом. Деньги, однако, давала… а может, дядюшка Патрик старался… Отец их проматывал, мать запила, оба скандалили из-за детей, из-за нас с Бобом, и оба звали меня Нэнси, — Мэри-Энн зябко передернула плечами. — Ненавижу это имя! И ненавижу вспоминать о детстве!
«Богатые тоже плачут», — подумалось Каргину. Он посмотрел вперед. Спуск закончился, и дорога уходила в заросли, подступавшие к пляжу сплошной зеленой стеной. Воздух тут был душноватым; морские запахи смешивались с влажными испарениями мангр. Солнце еще висело высоко, не доставая пару ладоней до причудливых скал Хаоса.
Каргин заглянул в лицо девушки.
— Где же теперь твой отец?
— Умер. Лет через пять после разрыва с матерью.
— A c ней что?
— Она в Санта-Кларе, в лечебнице… Клиника «Рест энд квайет»… так мы ее называем — клиника. А в сущности, психушка для богатых.
«Покой и тишина», — мысленно перевел Каргин, а вслух спросил:
— Поэтому ты и живешь в «Эстаде»? С братом?
Губы Мэри-Энн скривились, словно в рот ей попало что-то кислое.
— С ним живет Мэнни… ну, и другие из клуба «Под голубой луной». А я — так, навещаю… У меня квартира в Нью-Йорке, на Мэдисон-авеню. Подарок щедрого дядюшки.
— Могла бы не принимать такие подарки, — заметил Каргин. — Как-никак, шестая часть фамильного состояния — за вами.
Нэнси замотала головой, рыжие волосы разлетелись, вспыхнули на свету огненными нитями.
— Уже нет. Если ты, ковбой, имеешь на меня виды, то учти: я сижу в кармане у старого козла. Все мы там сидим — и я, и мама, и Бобби… Бобби — глубже всех.
— Почему?
— Потому, что хочет больше. И думает, что все получит.
— Разве не так?
— Так, не так… Не знаю, — Мэри-Энн поморщилась. — А знаю одно: все проекты дядюшки насчет Боба терпели крах. Полное фиаско! А такой, какой он есть, он Патрику не нужен.
— Насчет тебя тоже есть проекты?
— Сомневаюсь, Керк. Наследственность у меня неважная. Пью, как мать, гуляю, как отец… В общем, я не пай-девочка и никогда не пела в церковном хоре.
— Это я заметил, — откликнулся Каргин. Они выехали на пляж. Ветра не было, и тент, растянутый между домиками, уныло провис над полукругом шезлонгов.
Поверхность бухты казалась недвижной как полированный лазуритовый стол; блики солнца дробили ее внезапными вспышками-взрывами.
— Ну-ка, сними меня, — сказала Мэри-Энн, когда лошади остановились у помоста. Вороная косила на мерина огненным глазом, но тот, опустив голову, равнодушно уставился в песок.
Спешившись, Каргин обхватил талию девушки, поднял ее, осторожно извлек из седла. На этот раз он не почувствовал запаха спиртного — ароматы были совсем другими, сладкими, волнующими. Так пахло молодое желанное женское тело… плоть, разгоряченная скачкой и солнцем… так пахла Кэти…
Наверное, что-то дрогнуло в его лице при этой мысли — Мэри-Энн, отступив на шаг и искоса поглядывая на Каргина, принялась с неторопливостью разоблачаться.
Под майкой у нее не было ровным счетом ничего, да и под юбкой тоже, если не считать треугольного клочка ткани, который держался на тонком шнурке. Сдернув его, она отступила подальше — так, что лопатки уперлись в решетчатую стенку домика, — привстала на носках, потом, будто балерина, вытянула ногу и согнула ее в колене. Кожа у нее была на удивление белая, только лицо и шея тронуты легким загаром.
— Раздевайся, киллер… И погляди, какие ножки…
— Хорошие ножки, — согласился Каргин. — Жаль, если их оттяпает акула.
Поэтому лезь в воду, а я уж, не раздеваясь, постою на бережку. Вот с этим, — он похлопал по кобуре.
— Я сюда не купаться приехала. Купаюсь я обычно в ванне, — призналась
Мэри-Энн и, оторвавшись от стены, шагнула к нему. — Ты когда в последний раз занимался сексом? И с кем? С потаскушками из «Пентагона»? В очередь с папой Альфом?