— В Австралии тоже живут потомки каторжан, однако народ вполне миролюбивый и приличный. Или взять ирландских эмигрантов… тех, что бежали в Штаты за неимением Дона, Кубани и Сибири… Те же казаки, изгои и разбойники… Разве не так, сэр?
Морщины на лице Патрика сделались резче, на висках вздулись и запульсировали синие жилки.
— Что ты знаешь об ирландцах, идиот? — каркнул он. — Ирландцы — великое древнее племя! Не выскочки-саксы и не славянские недоумки! Воины, не разбойники! — голос его стал глуше и тише, морщины разгладились. — Каждый ирландец — эрл, человек благородной крови… каждый, в ком есть хоть капля…
Внезапно старик смолк, потом, не глядя на Каргина, заговорил опять — резко, отрывисто, короткими рубленными фразами, будто с усилием проталкивая их сквозь узкую щель рта. То была сага о семействе Халлоранов — о пращуре, переселившемся за океан и сгинувшем в схватке с британцами, о Бойнри Халлоране, воителе и основателе ХАК, о Шоне и Кевине, ловких дельцах, и о самом Патрике, сорок без малого лет возглавлявшем семейный бизнес. Еще говорил он о том, что всякому делу нужен хозяин с твердой рукой и сильным духом; человек, который не ведает жалости и не боится крови, способный утвердить себя и отстоять принадлежащее ему богатство. Не только отстоять и сохранить, но приумножить! Ибо в богатстве — сила и власть, а они нуждаются в непрестанном приумножении.
Не только отстоять и сохранить, но приумножить! Ибо в богатстве — сила и власть, а они нуждаются в непрестанном приумножении. Таков их смысл в современном мире, где много разных сил и множество рвущихся к власти; поэтому сила, которую не растят, оборачивается слабостью, а власть, которую не умножают — потерей влияния и безвластием.
«Отстоять, сохранить, приумножить!..» — звучало в ушах Каргина грохотом артиллерийских залпов. Видно, тема была больной для Патрика, и что-то за всеми этими рассуждениями стояло — что-то конкретное, связанное с дальнейшим сохранением и приумножением.
«Бобби, наследник…- мелькнула мысль, — Любитель патронов большого калибра, больших машин и волосатых задниц…» Может, он не боялся крови, не ведал жалости, но вряд ли был человеком с твердой рукой, достойным своих ирландских. предков. Тех, что приумножали силу, богатство и власть уже второе столетие.
Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот, сказала Кэти… Видимо, были к тому основания, и старый Патрик знал о них. Может быть, знал и больше — скажем, о мишенях, в которые палят его наследнички.
«Сдохнет волк, и все достанется шакалам!» — не без злорадства подумал Каргин и, дождавшись паузы, пробормотал:
— Ваш племянник, сэр, мистер Роберт Паркер. Я познакомился с ним во
Фриско. Очень энергичный джентльмен и превосходный стрелок. Тверд во всех телесных членах.
Губы старика сжались, на впалых щеках заходили желваки. С минуту он сидел, уставившись в раскрытый на коленях фолиант, потом откинулся в кресле и прикрыл глаза. Веки у него были морщинистые, с редкими рыжеватыми ресницами.
— Порченая кровь…- донеслось до Каргина. — Порченая, в этом все и дело… кровь проклятого англосакса… деньги промотал и бросил дурочку с двумя щенками… Были б еще щенки породистые!.. Так нет… Каковы кобель, такие и его ублюдки…
Вероятно, речь шла о супруге Оливии, сестры Патрика, и данный отзыв не предназначался для чужих ушей. Подумав об этом, Каргин бесшумно выскользнул из комнаты и поглядел на часы. Без трех восемь…
Солнце уже поднялось над иззубренной восточной стеной кратера, безоблачные небеса сияли яркой лазурью.
На лестнице послышался шорох, затем возникла черноволосая макушка Томо Тэрумото. Быстрым скользящим шагом он приблизился к Каргину, сложил руки перед грудью, поклонился.
— Саенара, Том.
— Саенара, Керк-сан. Все спокойно?
— Спокойней не бывает.
— Как уважаемый сэр Патрик?
— Предается воспоминаниям. Думает об ошибках юности, и потому слегка раздражен.
— Не суди его строго, Керк-сан. Он стар, а у старости есть свои привилегии. И главная из них — право на понимание и жалость… — японец вздохнул и опустился на пятки у Деверей пентхауза. — Знаешь, был у нас поэт, Исикава Таубоку… хороший поэт, только умер совсем молодым.. говорил он так…- снова вздохнув, Том прищурился на солнце и прочитал:
Я в шутку
Мать на спину посадил
Но так была она легка,
Что я не смог без слез
И трех шагов пройти…
— Боюсь, это не тот случай, дружище, — возразил Каргин и, пожелав спокойной смены, направился к лестнице.
Бывали у них Патриком и другие разговоры, вращавшиеся не в личных, а, так сказать, профессиональных сферах.
Бывали у них Патриком и другие разговоры, вращавшиеся не в личных, а, так сказать, профессиональных сферах. О том, как воюют в горах и пустынях, в лесах, болотах и городах; о новом высокоточном оружии, ковровых бомбардировках и тактике выжженной земли, об отрядах коммандос, способных заменить дивизию в локальной войне или акции устрашения; о системах космического базирования, орбитальных атаках и стратегических оборонных инициативах. Старик полагал, что грядет революция в военном деле, столь же необратимая, как в средние века, похоронившие меч и лук под грохот пушечных салютов. Но сейчас перемены вершились быстрей, прогресс поторапливал отстающих и недвусмысленно намекал, что время пороха проходит, что танк рожден не ползать, а летать, и что на ядерные арсеналы не стоит полагаться, так как пустить их в распыл вполне посильная задача для хитроумного противника. И, взбаламученный такими перспективами, уставший от революций, мир содрогался в предчувствии жутких истребительных чудес: пучковых, лазерных, микроволновых и даже психотронных.