Фигуры речи. Ангелы с небес. Речь, которую она произнесла, — самая загадочная со времен того фокуса-покуса с женщиной в темных очках. У нее умственное расстройство от голода? Она снова пытается его одурачить? Следует ли предложить ей что-нибудь посущественнее чашки чая? Он смотрит на нее сурово, очень сурово. Но она и бровью не ведет. По-видимому, она верит в то, что говорит.
Что касается контракта, торжественно заключенного между ним и Марияной, то это, кажется, кончилось ничем. Проходит день за днем, но она не навещает его, без какого-либо объяснения. С другой стороны, она часто звонит своему сыну. Разговоры ведутся по-хорватски, и он слышит лишь, как Драго что-то односложно отвечает.
Затем, однажды днем, когда он меньше всего этого ожидает, Марияна появляется. Драго еще не вернулся из школы; сам он дремлет.
— Мистер Реймент, я вас бужу? Простите — стучу, никто не подходит. Хотите, я сделаю вам чаю?
— Нет, благодарю. — Он уязвлен, что его застали спящим.
— Как ваша нога?
— Моя нога? Моя нога прекрасно.
Глупый вопрос и глупый ответ. Как его нога может быть прекрасно? Ноги нет. Эта нога была давным-давно отрублена и сожжена. «Как ваша отсутствующая нога?» — вот что ей надо бы спросить. «Отсутствующая нога так себе, если хотите знать правду. Отсутствие ноги оставило в моей жизни дыру, и каждый, кто имеет глаза, должен бы это видеть».
Марияна привела с собой Любу. Ради ребенка он пытается скрыть свое раздражение.
Марияна пробирается через завалы на полу и садится в изножье кровати.
— Вы имеете приятную жизнь, приятную и мирную, — говорит она. — Потом — раз! — на вас наезжает машина. Потом — раз! — на вас наезжает семья Йокич.
Уже не такая приятная жизнь, да? Простите. Не надо чая? Вы уверены? Как вы ладите с Драго?
— Жаловаться не на что. Мы хорошо ладим. Уверен, мне полезно быть с молодежью. Это меня взбадривает.
— Вы и он подружились, да? Хорошо. Бланка говорит вам спасибо.
— Это пустяки.
— Бланка как-нибудь придет сказать вам спасибо лично. Но не сегодня. Она все еще, знаете ли, папина дочка.
По его мнению, это должно означать: у Йокичей все еще два лагеря, лагерь отца и лагерь матери. И все из-за тебя. Пол Реймент. Из-за бури, которую ты вызвал. Из-за начавшей зарождаться страсти к твоей домработнице, причем ты был настолько глуп, что объяснился в любви.
— Итак! У вас новая гостья!
С минуту он не может понять, что она имеет в виду. Потом узнает то, что она подняла и теперь рассматривает: нейлоновый чулок, которым миссис Костелло завязала ему глаза, чулок, который он по какой-то причине завязал узлом вокруг ножки ночника и забыл.
Марияна осторожно подносит чулок к носу.
— Цветок лимона! — говорит она. — Очень мило! Ваша подруга любит лимон, да? Вы знаете, в Хорватии мы бросаем цветы лимона в женщину и мужчину, когда они венчаются в церкви. Старый обычай. Не рис, а цветы лимона. Чтобы у них было много детей.
Юмор Марияны. В нем нет тонкости. Ему нужно приспосабливаться, если он хочет в один прекрасный день стать ее тайным женихом, осыпанным лепестками лимона.
— Это не то, чем кажется. — произносит он. — Я не собираюсь объяснять. Просто примите на веру то, что я говорю. Это не то, что вы думаете.
Марияна держит чулок на расстоянии вытянутой руки, потом нарочито роняет на пол.
— Вы хотите знать, что я думаю? Я ничего не думаю. Ничего.
Воцаряется молчание. «Всё в порядке, — говорит он себе, — мы теперь достаточно хорошо знаем друг друга, Марияна и я, для того чтобы не выяснять отношения».
— О’кей, — говорит Марияна. — Сейчас я проверяю вашу ногу, мою вас, а потом мы делаем упражнения, как обычно. Мы отстали с нашими упражнениями, да? Может быть, вы не так хорошо делаете гимнастику, когда один. Вы уверены, что не хотите протез?
— Я не хочу протез, ни сейчас и ни позже. Тема закрыта. Пожалуйста, не говорите об этом.
Марияна выходит из комнаты. Люба продолжает смотреть на него в упор своими большими черными глазами, от этого взгляда его прямо оторопь берет.
— Привет, Люба, — обращается он к ней. — Любица. — Ласкательное имя звучит в его устах как-то странно, будто он не имеет права называть ее так. Ребенок не отвечает.
Возвращается Марияна с большим тазом.
— Личное время для мистера Реймента, — объявляет она. — Пойди нарисуй картинку для мамы.
Она выпроваживает ребенка, закрывает дверь. Она сняла босоножки. Он впервые замечает, что ступни у нее широкие и плоские. Ногти на ногах покрашены удивительно темным лаком, почти багровым, цвета кровоподтека.
— Вам нужна помощь? — спрашивает она.
Он качает головой и стягивает брюки.
— Ложитесь, — говорит она. Прикрыв его простыней, чтобы соблюсти приличия, она кладет культю себе на колени, ловко разбинтовывает и одобрительно хлопает. — Никакого протеза, да? Вы думаете, у вас отрастет нога, мистер Реймент? Только ребенок может подумать такое: вы отрезаете ее, она отрастает.
— Марияна, пожалуйста, прекратите. У нас уже был когда-то этот разговор. Я не хочу ничего обсуждать.
— О’кей. О’кей, больше никаких разговоров о протезе. Вы сидите дома, ваши подруги приходят в гости, так лучше. — Она проводит по шраму большим пальцем. — Дешевле. Не болит? Не чешется?