Наверное, в эту минуту что-то случилось с его лицом: молодой доктор делает удивительную вещь — касается его щеки, и рука остается там, поглаживая голову пожилого человека. Такой жест могла бы сделать женщина — женщина, которая кого-то любит. Это смущает его, но ему неудобно отстраниться.
— Вы мне доверитесь в этом вопросе? — осведомляется доктор.
Пол молча моргает.
— Хорошо. — Доктор делает паузу. — У нас нет выбора. Пол, — продолжает он. — Это не та ситуация, где есть выбор. Вы это понимаете? Вы даете свое согласие? Я не собираюсь просить вас расписываться на документе, но вы даете свое согласие, чтобы мы приступили? Мы спасем все, что можно, но вы сильно пострадали. Я не могу пока сказать, удастся ли нам сохранить, к примеру, колено. Оно очень покалечено, и большая берцовая кость тоже.
В эту минуту правая нога, как будто зная, что речь идет о ней, как будто эти ужасные слова прервали ее беспокойный сон, посылает ему луч прерывистой белой боли. Он слышит собственное тяжелое дыхание, затем — биение крови в висках.
— Ладно, — говорит молодой человек и легонько треплет его по щеке. — Пора двигаться.
Он пробуждается в гораздо большем согласии с собой. Голова ясная, он снова стал прежним («На коне!» — думает он). Правда, его охватывает приятная сонливость, в любую минуту он может снова задремать. Такое ощущение, что пострадавшая нога стала огромной, прямо-таки слоновьей, — но она не болит.
Открывается дверь, и входит сестра — новое, свежее лицо.
— Чувствуете себя получше? — спрашивает она, потом поспешно добавляет: — Не пытайтесь пока что говорить. Скоро подойдет доктор Ханзен, чтобы побеседовать с вами. А пока нам нужно кое-что сделать. Могу ли я попросить вас немного расслабиться…
Он расслабляется, и тут становится ясно, что именно ей нужно сделать: ввести катетер. Как это мерзко — проделывать с человеком такое! Слава богу, этим занимается та, с кем он незнаком. «Вот к чему это приводит! — укоряет он себя. — Вот что происходит, когда отвлечешься хоть на минуту! А велосипед — что с велосипедом? Как же мне теперь ездить за покупками? И зачем только я поехал по Мэгилл-роуд?» И он проклинает Мэгилл-роуд, хотя на самом деле много лет ездил на велосипеде и ничего худого не случалось.
Появляется молодой доктор Ханзен и представляет краткий отчет, чтобы он был в курсе, а затем сообщает более конкретные новости о его ноге — некоторые из них хорошие, но есть и плохие.
Во-первых, относительно его состояния в целом — с учетом того, что может случиться и случается с человеческим телом, когда на него налетает автомобиль, идущий на большой скорости, — тут он может поздравить себя с тем, что нет ничего серьезного. Фактически тут полная противоположность серьезного, он может считать себя везучим, счастливчиком, человеком, родившимся в рубашке. Да, при столкновении он получил сотрясение мозга, но его спас шлем на голове. Наблюдение будет продолжено, но нет никаких признаков черепно-мозговой травмы. Что до двигательных функций, то, по предварительным данным, они не нарушены. Он потерял некоторое количество крови, но это компенсировали. Если его удивляет, что одеревенела челюсть, то она не сломана, а лишь ушиблена. Ссадины на спине и на руке хоть и страшные на вид, но не опасные и заживут через пару недель,
А теперь о ноге — той, что приняла на себя удар. Ему, доктору Ханзену, и его коллегам, как оказалось, не удалось сохранить колено. Они всесторонне всё обсудили и приняли единогласное решение. Удар — позже доктор покажет ему рентгеновский снимок — пришелся прямо в колено, а тут еще вдобавок вращение. Словом, сустав одновременно трясло и выкручивало. Будь он помоложе, они, возможно, решились бы на восстановление, но это потребовало бы целой серии операций, одна за другой, на что ушел бы год, а то и два. Надежда на успех — менее пятидесяти процентов, поэтому, учитывая его возраст, решили, что лучше всего ампутировать ногу выше колена, оставив кость достаточной длины — для протеза. Он, доктор Ханзен, надеется, что он, Пол Реймент, поймет мудрость этого решения.
— Я уверен, что у вас множество вопросов, — говорит доктор в заключение, — и я с радостью попытаюсь ответить на них, но, быть может, не сейчас, а лучше утром, после того, как вы немного поспите.
— Протез, — выговаривает Пол еще одно трудное слово. Правда, теперь, когда он в курсе дела насчет челюсти, которая не сломана, а лишь ушиблена, его уже не так смущают трудные слова.
— Протез. Искусственная конечность. Как только заживет хирургическая рана, мы подберем протез. Через четыре недели, а может быть, и раньше. Вы даже опомниться не успеете, как снова будете ходить. И ездить на своем велосипеде, если захотите. Немного потренировавшись. Еще вопросы?
Пол качает головой. «Почему вы сначала не спросили меня?» — хочет он сказать. Но если он произнесет эти слова, то потеряет самообладание и сорвется на крик.
— Значит, я побеседую с вами утром, — говорит доктор Ханзен. — Выше голову!
Однако это еще не всё. Сначала насилие, затем согласие на насилие. Нужно подписать бумаги, прежде чем его оставят в покое, и эти бумаги оказываются удивительно трудными.