«Дорогая Марияна, — пишет он, на этот раз настоящей ручкой на настоящей бумаге, — Вы действительно думаете — или так думает Ваш муж, — что в обмен на плату за школу Драго я попытаюсь Вам навязываться? У меня этого и в мыслях нет. Да и в любом случае, здесь вечно болтается миссис Костелло, гарантируя, что я останусь в рамках. «Ни одна женщина, имеющая глаза, не заинтересуется таким парнем, как вы», — говорит миссис Костелло, и я с ней совершенно согласен.
Вам приходилось много меня видеть по долгу службы — быть может, слишком много. Позвольте мне просто сказать вот что: я буду до самой смерти благодарен Вам за Вашу заботу обо мне. Если я предлагаю позаботиться об образовании Драго, так это всего лишь способ вернуть долг.
Мирослав и я обсудили вопрос о доверительном фонде. Если доверительный фонд поможет Драго чувствовать себя уверенно, я это устрою — для Драго и вообще для всех троих Ваших детей.
Я узнал Ваш адрес у миссис Костелло, которая, по-видимому, знает всё. Пожалуйста, обдумайте эти слова с Мирославом и окажите мне честь принять подарок, сделанный, как говорят по-английски, без всякой задней мысли.
Всегда Ваш Пол Реймент».
Глава 22
Письмо Марияне послано на адрес Лидии Караджич, в Элизабет-Норт. Он надеется, что в Элизабет-Норт только одна Караджич.
Ответ от Марияны приходит через два дня, но не в виде письма — на что он и не рассчитывал, он догадывается, какая мука для нее писать по-английски, — она звонит по телефону.
— Простите, я вас не навещаю, мистер Реймент, — говорит она, — но у нас тут всякие проблемы. Бланка — вы знаете Бланку — попадает в беду. — И следует длинная история о серебряной цепочке, которая даже не из настоящего серебра и которую можно купить за один доллар пятьдесят центов на китайском рынке. Какой-то лавочник, какой-то еврей, обвиняет Бланку в том, что она взяла эту цепочку, хотя Бланка ее не брала, взяла ее подруга и сунула ей, а Бланка хотела положить цепочку обратно, но не успела; и еврей говорит, что эта цепочка, которая не из настоящего серебра, стоит сорок девять долларов девяносто пять центов и он хочет подать на нее за это в суд, в суд для несовершеннолетних. Так что теперь Бланка отказывается есть, отказывается ходить в школу, а у нее через неделю экзамены, сидит весь день в своей комнате, только вчера вечером разоделась и ушла куда-то, й не говорит куда. А Мал не знает, что делать, и она не знает, что делать. Так не знает ли он: Пол Реймент, кого-нибудь, с кем он может поговорить о Бланке, а тот в свою очередь поговорил бы с евреем, чтобы еврей не подавал в суд.
— Откуда вы знаете, что это еврей, Марияна? — спрашивает он.
— О’кей, еврей, не еврей, это неважно.
— Может быть, я еврей. Вы уверены, что я не еврей?
— О’кей, забудьте. У меня сорвалось с языка. Неважно. Вы не хотите со мной говорить, так и скажите — кончено.
— Безусловно, я хочу говорить. И безусловно, я хочу помочь. Для чего же я существую, как не для того, чтобы помогать? Расскажите мне детали. Расскажите, когда это случилось — эта история с серебряной цепочкой. И расскажите о подруге Бланки — той, с которой она была в магазине.
— Вот, у меня записано. Магазин «Хэппенстанс», — она произносит по буквам, — на Рандл-Мэлл, управляющий — мистер Мэтьюз.
— А когда случилась эта история с «Хэппенстанс»?
— В пятницу. Днем в пятницу.
— А ее подруга?
— Бланка не хочет сказать имя подруги. Может быть, Трейси. Я не знаю.
— Давайте-ка посмотрим, что я могу сделать. У меня нет особого опыта в подобных делах, но я подумаю, что можно сделать. Как я могу с вами связаться?
— Вы можете позвонить, у вас есть мой телефон.
— Позвонить вам домой? Я думал, вы у вашей золовки. Я написал вам на адрес вашей золовки. Разве вы не получили мое письмо?
Следует долгая пауза.
— Все кончено, — наконец говорит Марияна. — Вы можете мне позвонить.
Что Марияне нужно — так это влиятельное лицо, а он не влиятельное лицо, он даже не уверен, что одобряет подобный феномен. Но, наверное, именно так делаются дела в Хорватии, поэтому ради Марияны и ради ее несчастной дочери, которая, несомненно, уже усвоила урок — быть более осторожной, когда крадешь вещи, — он готов попытаться. В конце концов, почему бы Марияне не верить в то, что человек с приятной фамилией Реймент, комфортабельным домом в фешенебельном районе города и лишними деньгами может повернуть события так, как не сможет автомеханик со смешной фамилией Йокич?
— Мистер Мэтьюз? — осведомляется он.
— Да.
— Могу я переговорить с вами наедине?
— Однако «Хэппенстанс» не то место, где можно перемолвиться словечком наедине. Здесь самое большее пять квадратных метров. Плотно забитые стойки с одеждой, прилавок и кассовый аппарат, над головой гремит музыка — вот и всё. Поэтому то, что он собирается сказать мистеру Мэтьюзу, придется говорить при всех.
— Здесь поймали девушку, совершившую кражу, — начинает он. — В прошлую пятницу. Бланку Йокич. Вы помните этот случай?
Мистер Мэтьюз, который либо еврей, либо нет и который до этого момента был сама любезность, прямо на глазах становится чопорным. Мистеру Мэтьюзу лет двадцать с небольшим, он высокий и стройный, у него широкие темные брови и обесцвеченные волосы, которые торчат сосульками.