— Вы не хотите прилечь? У меня в кабинете есть кровать. Может быть, сделать вам чашечку чая?
Она машет рукой.
— Это просто головокружение, от жары, от подъема по лестнице, да бог его знает от чего. Да, спасибо, я на минутку прилягу. — Она делает такой жест, словно сбрасывает с дивана подушки.
— Позвольте вам помочь. — Он встает и, опираясь на костыль, берет ее под руку. «Хромой ведет хромого», — думает он. Ее кожа холодная и влажная на ощупь.
Кровать в кабинете очень удобная. Он убирает оттуда лишнее; она сбрасывает туфли и вытягивается на кровати. Он замечает синие вены, просвечивающие сквозь чулки, и довольно дряблые икры.
— Не обращайте на меня внимания, — просит она, прикрыв глаза рукой. — Разве не эту фразу мы всегда произносим — мы, незваные гости? Занимайтесь своими делами, как будто меня здесь нет.
— Я оставлю вас, отдыхайте, — отвечает он. — Когда вам станет лучше, я вызову по телефону такси.
— Нет, нет, нет, — возражает она, — боюсь, что это не так. Я пробуду у вас некоторое время.
— Не думаю.
— О да, мистер Реймент, боюсь, что это так. На обозримое будущее я составлю вам компанию. — Она поднимает руку, прикрывавшую глаза, и он видит, что она слабо улыбается. — Выше голову, — говорит она, — это еще не конец света.
Через полчаса он снова заглядывает в кабинет. Она спит. Ее нижний зубной протез выпячивается, из горла вырывается негромкий скрежещущий звук — словно скрипит гравий. Ему кажется, что это от нездоровья.
Он пытается вернуться к книге, которую читает, но не может сосредоточиться. Уныло смотрит в окно.
Слышится кашель. Она стоит в дверях, без туфель.
— У вас есть аспирин? — спрашивает она.
— В ванной, в шкафчике, вы найдете парацетамол. Это все, что у меня есть.
— Нечего строить мне рожи, мистер Реймент, — говорит она. — Я напрашивалась на это не больше, чем вы.
— Напрашивались на что? — Он не может скрыть своего раздражения.
— Я не напрашивалась на вас. Я не просила о том, чтобы провести чудесный полдень в вашей мрачной квартире.
— Так уходите! Покиньте эту квартиру, если она вам так не нравится. Я все еще понятия не имею, зачем вы пришли. Что вам от меня нужно?
— Вы пришли ко мне. Вы…
— Я пришел к вам? Это вы пришли ко мне!
— Не кричите, соседи подумают, что вы меня избиваете. — Она плюхается в кресло. — Простите. Я вторглась к вам, я знаю. Вы пришли ко мне — вот и все, что я могу сказать. Вы пришли мне в голову — мужчина с больной ногой, без будущего и с неподобающей страстью. Вот с чего все началось. Я не представляю, куда нам двигаться дальше. У вас есть какие-нибудь предложения?
Он молчит.
— Возможно, вы не увидите в этом смысла, мистер Реймент, но я делаю именно это — следую за своими интуитивными прозрениями. Вот как я построила свою жизнь: руководствоваться интуицией, включая те интуитивные прозрения, в которых я сначала не могу разобраться.
Вот как я построила свою жизнь: руководствоваться интуицией, включая те интуитивные прозрения, в которых я сначала не могу разобраться. Особенно те, в которых я не могу сначала разобраться.
Руководствоваться интуицией — что это значит в данном конкретном случае? Как у нее могут быть интуитивные прозрения в отношении совершенно незнакомого человека, которого она никогда в глаза не видела?
— Вы увидели мое имя в телефонном справочнике, — предполагает он. — Просто решили рискнуть. Вы не имеете никакого представления о том, кто я на самом деле.
Она качает головой. («Хотела бы я, чтобы это было так просто», — произносит она так тихо, что он едва слышит.)
Солнце садится. Они умолкают и, подобно старой супружеской чете, заключающей перемирие, какое-то время сидят, слушая птиц, поющих свои вечерние песни на деревьях.
— Вы упомянули о Йокичах, — говорит он наконец. — Что вы о них знаете?
— Марияна Йокич, которая ухаживает за вами, — образованная женщина. Разве она вам не говорила? Она провела два года в Институте искусств в Дубровнике и закончила его с дипломом реставратора. Ее муж тоже работал в этом институте. Там они и встретились. Он специализировался в старинных технологиях. Например, он заново собрал механическую утку, которая, ржавея, пролежала в разобранном виде в подвале института двести лет. Теперь она крякает, как настоящая утка, и откладывает яйца. Это одно из pieces de resistance [11] их коллекции. Но, увы, его таланты не востребованы в Австралии. Здесь нет никаких механических уток. Отсюда и работа на автомобильном заводе. Что еще я могу рассказать вам о Марияне такого, что может вам пригодиться? Марияна родилась в Задаре, она городская девушка, она не разобрала бы, где у осла зад и перед. И она целомудренна. За все годы брака она ни разу не изменила мужу. Никогда не поддалась искушению.
— Я не искушаю ее.
— Я понимаю. Как вы выразились, вы просто хотите излить на нее свою любовь. Вы хотите давать. Но приходится платить за то, что нас любят, если только мы не начисто лишены совести. Марияна не будет платить эту цену. Она и прежде оказывалась в подобной ситуации, когда пациенты в нее влюблялись, не в силах совладать с собой, как они говорили. Она находит это утомительным. «Теперь мне придется искать другую службу» — вот что она думает про себя. Я ясно выражаюсь?