летний
«белый дом» президента Анчурии. На главной улице, параллельной берегу, — на
коралийском Бродвее, — были самые большие магазины, почта, казармы,
распивочные и базарная площадь.
Гудвин прошел мимо дома, принадлежащего Бернарду Брэнигэну. Это было
новое деревянное здание в два этажа. В нижнем этаже помещался магазин, в
верхнем, — обитал сам хозяин Длинный балкон, окружавший весь дом, был
тщательно защищен от солнца. Красивая, бойкая девушка, изящно одетая в
широкое струящееся белое платье, перегнулась через перила и улыбнулась
Гудвину Она была не темнее лицом, чем многие аристократки Андалузии, она
сверкала и переливалась искрами, как лунный свет в тропиках.
— Добрый вечер, мисс Паула. — сказал Гудвин, даря ее своей неизменной
улыбкой. Он с одинаковой улыбкой приветствовал и женщин и мужчин Все в
Коралио любили приветствия гиганта-американца.
— Что нового? — спросила мисс Паула. — Ради бога, не говорите мне, что
у вас нет никаких новостей. Какая жара, не правда ли? Я чувствую себя, как
Марианна в саду — или то было в аду? (3) Ах, так жарко!
-Нет, у меня нет никаких новостей, — сказал Гудвин, не без ехидства
глядя на нее. — Вот только Джедди становится с каждым днем все ворчливее и
раздражительнее. Если он в самом близком будущем не успокоится, я перестану
курить у него на задней веранде, хотя во всем городе нет такого прохладного
места.
— Он совсем не ворчит, — воскликнула порывисто Паула Брэнигэн, — когда
он…
Но она не докончила и спряталась, внезапно покраснев, ибо ее мать была
метиска и испанская кровь придавала ей прелестную пугливость, которая
служила украшением другой — ирландской — половины ее непосредственной души.
————————————————————
1) — Разыщите сеньора Гудвина! Для него получена телеграмма! (испан.).
2) — Туфли (испан.)
3) — «Марианна на Юге» — стихотворение Теннисона.
II
Лотос и бутылка
Уиллард Джедди, консул Соединенных Штатов в Коралио, сидел и лениво
писал свой годовой отчет. Гудвин, который по обыкновению зашел к нему
покурить на своей любимой прохладной веранде, не мог отвлечь его от этого
занятия и удалился, жестоко браня приятеля за отсутствие гостеприимства.
— Я буду жаловаться на вас в министерство, — сердился Гудвин. — Даже
разговаривать со мною не хочет. Даже виски не попотчует. Хорошо же вы
представляете здесь ваше правительство.
Гудвин побрел в гостиницу наискосок в надежде уломать карантинного
доктора сразиться на единственном в Коралио бильярде. Он уже сделал все, что
было нужно для поимки убежавшего президента, и теперь ему оставалось одно:
ждать, когда начнется игра.
Он уже сделал все, что
было нужно для поимки убежавшего президента, и теперь ему оставалось одно:
ждать, когда начнется игра.
Консул был весь поглощен своим годовым отчетом. Ему было только
двадцать четыре года, и в Коралио он прибыл так недавно, что его служебный
пыл еще не успел остыть в тропическом зное, — между Раком и Козерогом такие
парадоксы допускаются.
Столько-то тысяч гроздьев бананов, столько-то тысяч апельсинов и
кокосовых орехов, столько-то унций золотого песку, столько-то фунтов
каучука, кофе, индиго, сарсапариллы — подумать только, что экспорт, по
сравнению с прошлым годом, увеличился на двадцать процентов!
Сердце консула было преисполнено радости. Может быть, там, в
государственном департаменте, прочтут его отчет и заметят… но тут он
откинулся на спинку стула и засмеялся. Он становится таким же идиотом, как и
все остальные. Неужели он мог забыть, что Коралио — ничтожный городишко
ничтожной республики, ютящейся на задворках какого-то второстепенного моря?
Ему вспомнился Грэгг, карантинный врач, выписывавший лондонский журнал
«Ланцет» в надежде найти там выдержки из своих докладов о бацилле желтой
лихорадки, которые он посылал в министерство здравоохранения. Консул знал,
что из полсотни его добрых знакомых, оставшихся в Соединенных Штатах, едва
ли один слыхал об этом самом Коралио. Он знал, что только два человека
прочтут его годовой отчет: какой-нибудь мелкий чиновник в департаменте да
наборщик казенной типографии. Может быть, наборщик заметит, что в Коралио
коммерция начала процветать, и даже скажет об этом два слова приятелю, сидя
вечером за кружкой пива и порцией сыра.
Только что он написал: «Крупные экспортеры Соединенных Штатов
обнаруживают непонятную косность, позволяя французским и немецким фирмам
захватывать в свои руки почти все производительные силы этой богатой и
цветущей страны…» — как услыхал хриплый гудок пароходной сирены.
Джедди отложил перо, надел панаму, взял зонт. По звуку он узнал, что
прибыл пароход «Валгалла», один из грузовых пароходов компании «Везувий»,
занимавшейся перевозкой бананов, апельсинов и кокосов. Все в Коралио,
начиная от пятилетних ninos (1), могли с точностью определить по свистку
пароходной сирены, какой пароход прибыл в город.
По извилистым дорожкам, защищенным от солнца, консул пробрался к морю.
Благодаря долгой практике он вымеривал свои шаги так аккуратно, что
появлялся на песчаном берегу как раз в то время, когда от судна отчаливала
шлюпка с таможенными, которые производили осмотр товаров согласно законам
Анчурии.
В Коралио нет гавани. Такие суда, как «Валгалла», должны бросать якорь
за милю от берега. Их нагружают в море, легкие грузовые суденышки подвозят к
ним фрукты.