Вы идите на берег, встречайте гостей, а я сбегаю к
Гудвину может быть, миссис Гудвин приютит их у себя. Ведь у них лучший дом
во всем Коралио.
— Милый Билли! — сказал консул. — Я знал, что вы не оставите меня.
Наступил конец света, в этом нет никакого сомнения, но попробуем отсрочить
катастрофу… на день или на два.
Кьоу раскрыл зонтик и направился к дому Гудвина. Джонни надел пиджак и
шляпу Он схватил было графинчик с водкой, но поставил его снова на стол, не
отпив ни глотка, и смело двинулся к берегу.
Он нашел мистера Гемстеттера и его дочь в холодке, у таможни.
Окружавшая их толпа молча глазела на них. Таможенные чиновники кланялись и
расшаркивались, в то время как капитан «Андадора» переводил им, с какой
целью эти люди приехали в Коралио. Розина была, по-видимому, в полном
здоровье, она с веселым интересом рассматривала все вокруг. Все было так
ново! Ее круглые щечки чуть-чуть покраснели, когда она увидела своего былого
поклонника. Мистер Гемстеттер пожал ему руку весьма дружелюбно. Это был
пожилой человек без всяких житейских талантов, один из тех многочисленных
неудачников, дельцов-непосед, которые никогда не бывают довольны и вечно
мечтают о чем-нибудь новом.
— Очень рад вас видеть, милый Джон. Можно называть вас просто Джоном! —
сказал он. — Позвольте мне поблагодарить вас за то, что вы так скоро
ответили на запрос нашего почтмейстера. Он был очень любезен, — предложил
похлопотать обо мне. Он знал, что я ищу себе такое дело, где прибыль была бы
побольше. Я читал в газетах, что здешние места привлекают много капиталов.
Спасибо за ваш совет. Я продал все, что имел, и купил вот эти башмаки.
Хорошие башмаки, первый сорт Живописный у вас городишко, Джон! Я надеюсь,
что дела у меня пойдут превосходно. Судя по вашему письму, спрос на обувь
здесь будет огромный.
Страдания злополучного консула вскоре, к счастью, прекратил Кьоу,
появившийся с известием,, что миссис Гудвин будет очень рада предоставить
комнаты в своем доме мистеру Гемстеттеру и его дочери. Туда-то и были
отведены новоприезжие. Там их и оставили: пусть отдыхают с дороги. Консул
пошел последить, чтобы обувь пока что, в ожидании досмотра, убрали в
таможенный склад. Кьоу, улыбаясь, как акула, побежал по городу, разыскивать
Гудвина и внушить ему, чтобы он не открывал своему гостю, каковы истинные
перспективы башмачной торговли в Коралио, пока Джонни не придумает
что-нибудь, чтобы спасти положение, если это вообще возможно.
Вечером у Кьоу с консулом состоялся на подветренной террасе отчаянный
военный совет.
— Отправьте их домой, — начал Кьоу, читая у консула в мыслях.
— Отправил бы, — сказал Джонни помолчав, — только, Билли, дело в том,
что я все это время безбожно обманывал вас.
— Это ничего, — сказал покладистый Кьоу.
— Я говорил вам сто раз, — медленно продолжал Джонни, — что я забыл эту
девушку, выбросил ее из головы.
— Триста семьдесят пять раз вы говорили об этом, согласился монумент
терпения.
— Я лгал, — повторил консул, — я лгал каждый раз. Я не забывал ее ни на
секунду. Я был упрямый осел: убежал черт знает куда лишь потому, что она
мимоходом сказала «нет». И, как спесивый болван, не хотел вернуться. Но
сегодня я обменялся с нею двумя-тремя словами у Гудвина и узнал одну вещь.
Вы помните этого фермера, который волочился за нею?
— Динка Поусона?
— Пинка Доусона. Он для нее — ноль. Она, оказывается, не верила его
россказням обо мне. Но все равно, я погиб. Это дурацкое письмо, которое мы с
вами сочинили тогда, расстроило все мои шансы. Она с презрением отвернется
от меня, когда узнает, что я сыграл такую жестокую шутку над ее старым
отцом, — шутку, не достойную самого глупого школьника. Башмаки! Боже мой, да
сиди он здесь двадцать лет, он не продаст и двадцати пар башмаков.
Напяльте-ка башмаки на караиба или на чумазого испанца — и что сделают эти
люди? Встанут на голову и будут визжать, пока не стряхнут их. Никогда не
носили они башмаков и не будут носить. Если я пошлю их домой, я должен буду
рассказать им всю историю, и что подумает Розина обо мне? Я люблю эту
девушку больше прежнего. Билли, и теперь, когда она тут, в двух шагах, я
теряю ее навеки лишь потому, что я попробовал шутить, когда термометр
показывал сто два градуса.
— Не падайте духом! — сказал оптимист Кьоу. — И пусть они откроют
магазин. Я недаром поработал нынче. На первое время мы можем устроить бум.
Чуть откроется магазин, я пойду и куплю шесть пар. Я уже говорил кое с кем и
объяснил им, какая случилась катастрофа, и все наши накупят себе столько
башмаков, как будто они стоножки. Франк Гудвин купит целый ящик или два.
Джедди покупают одиннадцать пар. Клэнси вложит в это дело всю свою недельную
выручку, и даже старый доктор Грэгг готов купить три пары туфлей из
крокодиловой кожи, если у них найдется достаточно большой размера Бланшар
видел мельком мисс Розину Гемстеттер, и, так как он француз, он потребует не
меньше двенадцати пар.
— Десяток покупателей, — сказал Джонни, — а товару на четыре тысячи
долларов. Это не годится. Тут нужны широкие масштабы. Идите, Билли, домой и
оставьте меня одного. Мне нужно подумать. И прихватите с собою этот коньяк,
да, да, без разговоров! Больше консул Соединенных Штатов не выпьет ни капли
вина. Я буду сидеть всю ночь и думать. Если есть в этом деле какая-нибудь
зацепка, я найду ее. Если нет, на совести роскошных тропиков прибавится еще
одна гибель.
Кьоу ушел, видя, что он больше не нужен. Джонни разложил на столе три
или четыре сигары и растянулся в кресле. Когда внезапно на землю пал
тропический рассвет и посеребрил морские струи, консул все еще сидел за
столом.